Я было решил, что неуместно здесь находиться из любопытства, как вдруг рунианец заговорил:
– Мори, есть три просьбы. Прошу отнесись к этому серьезно.
Она с готовностью закивала головой и собиралась что-то сказать, но он поднял указательный палец к ее губам, и она замерла, жадно сверля его глазами.
– Я должен знать перед смертью, что, пожри меня Бездна, произошло. Только прошу, опусти лишние подробности! – Он поморщился, осторожно касаясь своего бока. – Кто, как, за что?
Она вдруг опустила глаза, будто не решаясь с ответом, а когда подняла их, то я увидел, как на только что заплаканных щеках проступили жилы. Её ярость, какая была вложена в это движение, стала практически осязаемой.
– Нас предали! Кто-то навел на целый караван морок. Может, одурманили или опоили вас. Я не знаю! – последние слова она прошипела, мелко дрожа и сжимая крошечные кулаки.
– Там в пустыне… Это были не Брисфортские мясники! Обычные торговцы с рынка, просто давшие хороший крюк от основного тракта. Может, никто ничего бы и не узнал, но те, кто столкнул вас лбами в пустыне, пустили по городу один слушок. Мол, ваши ребята совсем распустились и втихую грабят купцов тальгедов и недавно опять заграбастали добычу, всех перебив. Сначала никто не поверил, но скоро пришли вести о том, что в песках и правда пропал караван тальгедов, да еще и в придачу с каким-то знатным колдуном из их высшей знати! Что было потом, ты и сам знаешь. Когда вас брали по возвращении на рынок, то, естественно у многих нашли трофеи с того разбитого каравана, что и стало главной уликой обвинения.
Она снова опустила глаза и закрыла лицо руками.
– Ну, хватит, не лей на меня слезы, и так все тело щиплет!
Он коснулся ее плеча, но девушка лишь всхлипнула, продолжив:
– Это еще не все! Тальгедские караванщики со всей пустыни получили вести о том, что Чанранский рынок ссучился, и якобы все договоренности летят к кавильгирам. Не знаю, кто это все распускает, но он оказался хитер, как Пожиратель, – минувшей ночью пески были спокойны, как перед войной.
Рунианец, нахмурившись, кивнул, показывая, что слушает дальше. Девушка нервно оглянулась на звук вдали коридора и зашептала:
– Ты понимаешь, что это значит? – она снова оглянулась, и когда повернула голову обратно, то я увидел глаза полные ужаса.
– Некоторые считают, что это провокация! Я говорила с Лулу Корноухой. Она уверена, что кто-то пытается подставить под удар весь юг. Сам посуди, тальгеды находятся в союзе многие годы, но на птичьих правах, а значит, среди них всегда найдутся недовольные. Вместе с тем именно они составят основную ударную силу в магическом противостоянии, случись война с Севером. Все знают, что Академия Тайн разрастается так, что уже сегодня может выставить не менее трех сотен боевых магов! Слагдебарра последние годы работает без сна, и вы у себя в горах создаете такое, – она подняла обе руки в воздух, не зная, как описать. – Одним словом, что вы стали очень опасны!
– Что ты такое говоришь? Причем здесь Север? – рунианец уставился на нее, как на ненормальную, но ее взгляд оставался серьезным.
– Дарек, кому-то в этом мире нужна новая бойня. Сам посуди, империя давно не выигрывала крупных войн! Они потеряли половину самых богатых земель во времена Войны долгой весны, они не смогли забрать у нас Багровый шрам во время Железной войны, они потеряли тальгедов и все их знания о некромантии! Все знали, что однажды Арскейя отомстит, и мне кажется, эти времена настают. Больше просто некому нас ссорить! Как ты не понимаешь?!
Рунианец еще больше нахмурился, задумчиво уставившись в стену.
– Провокация. Они знали, что старые дрязги вспыхнут моментально, дай только хороший повод. А что может быть лучше, чем неопровержимые доказательства убийства? Но зачем тогда меня оставили в живых?
Девушка снова опустила глаза. Ее губы дрожали, она просто не могла сказать это вслух, но ее друг уже и сам все понял.
– Меня пообещали публично казнить. Они должны показать непричастность рынка и стаи и все свалить на так удачно подвернувшегося слага, указав при этом на империю.
Вдруг рунианец, опершись обеими руками об пол, кряхтя, поднял торс и сел, тяжело дыша.
– Мори, моя вторая просьба – не мстить. Это не обсуждается! Если кто и должен, то не ты. Не лезь в это дерьмо! Чует мое сердце, силы, с которыми мы столкнулись, настолько велики, что любого переломают, как мельничные жернова. Их не остановить ни тебе, ни мне!
Она вскинула курносый нос, отвернувшись и всем видом показывая, что не согласна, но осознав тотчас неуместность момента, развернулась и с тоской посмотрела в его глаза.