Каменная кладка была испещрена неясными силуэтами и картинками, изображающими причудливых насекомых. Камень был очень древний, но выложен так ровно, что нельзя ручаться, применяли ли строители раствор для соединения плит, настолько гладко были они отшлифованы. Тем не менее весь пол был покрыт обычным песком, на котором виднелись отпечатки исполинских ступней неизвестного происхождения. Следы уходили вглубь пирамиды, вершина которой венчалась другой такой же, но перевернутой. Только глядя на них, я понял, что не вижу неба. Его словно не существовало совсем. На привычном его месте зияла пропасть, воронкой закручиваясь над вершиной колоссальных строений.
Из входа в пирамиду вышла процессия каких-то существ. По песку ступали ороговелые и заостренные ноги. Разноцветный хитиновый покров их туловищ снова навел мои мысли на насекомых, размеры которых пугали и зачаровывали одновременно. Хищные щупальца сжимали устрашающие косы и серповидные ножи. Головы существ были огромными, и с каждой смотрел десяток глаз с несколькими зрачками. В такт движению медленно качались острые жвала, хоботки и какие-то отростки. Все происходящее создавало впечатление, что я смотрю на муравейник изнутри. Однако эти существа выглядели не как рабочие и строители. Они скорее походили на тюремщиков. Я не стал бы ручаться, откуда мне пришло в голову именно такое определение, но оно явно им как нельзя лучше подходило. Траурный марш насекомых завораживал и заставлял следить неотрывно. Казалось, что каждый удар заостренных ног вбивался в песок, как неизбежность, как приговор, как рок.
Смерч в небе становится сильнее, бурля и пенясь, как волны океана. Все вокруг подергивалось рябью и сполохами, словно рискуя сорваться и устремиться в вышину. Вдруг завывание ветра нарушилось тяжелым ревом, заставившим странных существ замереть на месте. Рев звучал гневно, неистово, чарующе. Существа, тем не менее, пришли в волнение, но не спеша откликнуться на зов. Они продолжали стоять, переставляя острые ноги, нервно пощелкивая хищными жвалами, с которых стекала, пузырясь, то ли слюна, то ли яд. Внезапно рев прозвучал снова и еще сильнее. Не сразу, но я ощутил иную его звуковую окраску. Что это? Неужели… Боль?
Насекомоподобные сорвались на бег, устремляясь на зов, который визжал уже буквально в агонии, срываясь то на низкие, то на столь высокие ноты, что резал и закладывал уши. Смерч в небе все усиливался, и по его границам начинали пробегать молнии, вызывая сильнейшие эманации силы. Все вокруг застыло в ожидании катастрофы, и даже воздух начинал сухо потрескивать. Вихрь песка то поднимался вверх, то опадал вниз, сменяя предстающие моему взору картины.
В разряженном воздухе из кровавого песчаного тумана проступила еще одна пирамида. На площадке перед ней лежали тела каких-то многоножек. Они были изуродованы так, словно по этому квадранту вела огонь батарея артиллерии рунианцев. Тела были очень сильно покорежены и обожжены, что даже песок вокруг оплавился, местами превратившись в стекло. Только теперь я заметил их. Сначала мне показалось, будто я вижу жрецов солнца солов, так они были похожи друг на друга. Однако чувства говорили о том, что это адепты разных школ. Двое в серых балахонах, перевязанных тугими цепями, стоя спина к спине, вели ожесточенный бой с наседающими на них насекомоподобными существами. Воздух разрывался от огненных сполохов и выбросов силы, наполняясь пеплом и золой. Смешиваясь с песком, гарь взмывала к небу, подхватываемая ураганом. Двое в балахонах явно куда-то пробивались, то ускоряясь, то вновь останавливаясь, чтобы дать бой. Мои ноги привычно обнял песок, и я сразу почувствовал, что меня затягивает куда-то вниз. В голове мелькнула мысль о том, чтобы попытаться удержаться еще хоть на мгновение, но меня уже выбрасывало наружу.
Голова раскалывалась так, что я боялся пошевелиться. Боль – вот то первое, что встретило мое пробуждающееся сознание. Разумно понимая, что лучшее лекарство сейчас – это отвлечься, я осторожно приоткрыл глаза. Уже начало светать, и ночная мгла сменилась утренним туманом. Костер давно прогорел, а от вчерашней горы дров не осталось и следа. Я продолжил лежать, не шевелясь, лишь водя взглядом вокруг и приходя в сознание.
Надо сказать, что кошмар, который я видел этой ночью, приходил ко мне уже не в первый и не во второй раз. Видения какого-то пугающего, ассиметричного мира всегда сопровождались пробуждением с ужасающей головной болью. Я неоднократно пытался анализировать происходящее и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – кто-то насылал на меня эти грезы с определенной целью, будто пытаясь пробудить нечто во мне или в моей памяти. Но это еще не все. Головная боль являлась прямым следствием того, что кто-то уже другой ни в коем случае не собирался дать мне досмотреть этот сон, вламываясь в мое сознание, как таран, и вышвыривая меня на поверхность яви.