Я давно закончил читать, а мои спутники так и оставались недвижимы и хранили молчание. На то были причины – мы лезли в одно из самых опасных мест на Земле, и тот факт, что присутствующий в группе шаман смог уловит такое, не оставил равнодушным никого. Что это? Зловещее предзнаменование? Чья-то шутка? Ответов не было. Первым отошел от потрясения Люнсаль. Прокашлявшись и глянув на меня исподлобья, он заявил, обращаясь сразу ко всем:
– Очевидно, что половина повествования относится напрямую к нашему рунианцу и, возможно, я подчеркиваю, возможно, не имеет к нашему путешествию ни малейшего отношения. Что же касается остального…
Он некоторое время помолчал, словно решая, говорить или нет. Наконец, тряхнув головой, словно отгоняя какие-то мысли, продолжил:
– Мне кажется, это действительно некий ребус, как сказал Кзор. Каждому надо запомнить этот текст. Возможно, это спасет чью-то жизнь, когда мы окажемся в лабиринте джунглей!
Жрица, сидевшая все это время неподвижно, резко поднялась, и в ее глазах я увидел решимость.
– Когда окажемся в джунглях, расскажем все остальным и попытаемся расшифровать хотя бы часть послания. Напоминаю вам, мы все еще в Гнилолесье и угроза здесь куда как ближе и реальнее!
Никто не выступил против. Мы и без того сильно задерживались, и пора было делать отсюда ноги. Когда я вышел из крипты, то меня встретили довольно хмурые физиономии наших вояк. Оказалось, что под утро пропало две лошади. Перед самым рассветом дежурил Фуга. Парень клялся и божился, что не смыкал глаз, однако Барс продолжал его распекать почем свет.
– Это каким надо быть болваном, чтобы не заметить, как у тебя увели две кобылы?! Две! Ты тупой или ослеп?
При каждом слове Барс грубо тыкал своего подчиненного в грудь толстым указательным пальцем, заставляя отступать шаг за шагом назад.
– Где ты был, кавильгир тебя дери, если не спал? Посрать отошел? Как стреноженные лошади могли пропасть без следа?!
Не желая ввязываться в эту перепалку, я подошел к перевязи с конями и начал изучать землю вокруг. Отпечатки копыт пропавших лошадей были повсюду. Они топтались тут несколько часов, блокированные перевязью. Но дальше не было никаких следов ни животных, ни их похитителей. Ударившись о землю, я перекинулся в волка, чтобы осмотреть место другими глазами. Жадно втягивая ноздрями воздух, я силился почувствовать хоть что-то. Изучение почвы дюйм за дюймом не дало никакого результата, и все мои попытки уловить отголосок того, что здесь произошло, были тщетны. Встав на ноги, я подошел к сыплющему проклятиями Барсу и, похлопав его по плечу, тихо сказал:
– Кажется, он ни при чем. Вокруг ни единого следа, значит, коней стащили не пауки или кто бы то ни было живой.
Удивил всех Маки. Оказавшийся уже верхом, он громогласно для своего роста скомандовал:
– Всем на лошадей. Быстро! Они не полезли в драку потому, что мы были в крипте под защитой светлых знаков леди Селиры. Сейчас мы все на ладони, возможно, этого от нас и ждали. Надо рвать когти! Всем на лошадей!
Последние слова он прокричал. Скрываться уже действительно не было смысла. Подхватывая пожитки и выбрасывая то, что попросту некуда теперь было крепить, мы принялись суматошно собираться. Маки торопливо листал свои записи, то поднимая вверх какой-то кристалл, то сверяясь с компасом, беззвучно шевеля губами. Спустя десять минут наша команда уже скакала по лесу ровно с такой скоростью, чтобы не рисковать врезаться во что-нибудь на полном ходу. Мы двигались, стараясь не растягиваться, то и дело пришпоривая коней, которые стали отчего-то нервозными, будто переняв смятение своих седоков.
На наше счастье, вскоре пошло редколесье, и стало чуть больше света, хотя его все равно доставало лишь на то, чтобы не свернуть себе шею. Сам того не замечая, я начал увлекаться этой гонкой, все увеличивая скорость, начав хлестать лошадь по бокам. Остальные, словно не сговариваясь, делали то же самое, и скоро мы уже перешли в галоп. То и дело кто-то из моих спутников залихватски гикал на коня, и вскоре гнетущее ощущение, с которым мы встретили утро, начало развеиваться, давая место азарту этой бесшабашной скачки.
Мимо мелькали худые стволы елей и каких-то болезненных кустарников. То и дело появлялись остовы старых построек, почти все из которых уже полностью сложились к земле, так что нельзя было разобрать, чем это было когда-то. Со мной неожиданно поравнялся Маки. Не отрывая взгляда от дороги, он прокричал мне: