Вокруг каменной плиты сидели, скрестив под собой ноги, три фигуры в темно-бурых плащах. Я без труда опознал в них утаремо. Фигуры не двигались, похоже, находясь в трансе. Лишь приблизившись еще на несколько шагов, я увидел, что у каждого из них были закатаны зрачки, от чего в темноте мерзко поблескивали пустые белки глаз. Губы же жнецов, а это были именно они, находились в хаотическом движении, шепча свои черные и древние, как наш мир, слова. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, к кому они обращаются.
Мое оцепенение нарушил легкий шорох, исходящий откуда-то из тени восточной стены. Я чуть не вскрикнул от неожиданности, увидев живых Маки и Селиру. Они были связаны, а их рты были заткнуты и стянуты обрезками ткани. Судя по кровоподтекам, их сильно избили, но они были еще живы. Друзья тоже заметили меня. Сели была мертвецки бледна, и я уже собирался рвануться к ней, теряя голову, как застыл, уставившись на отчаянно вращающего глазами Маки. Он дергал подбородком куда-то по другую сторону комнаты за спины жнецов и, поворачивая голову, выпучивал глаза, яростно моргая. Счет шел на секунды, и я успел лишь заметить, что туда, куда указывал Маки, были сброшены в кучу дорожные сумки моих спутников, как один из утаремо вздрогнул и повернул ко мне голову.
– Сальгундва, Чиакна, Тиррука! Вы нарушили заветы предков и предали собственный народ. Я приговариваю вас к смерти! – слова сами сошли с моего языка, будто говорил не я, а кто-то другой.
Жнец рывком поднялся, а его спутники, отходящие от транса, последовали за ним, бесшумно вставая с пола и разворачиваясь ко мне. Их лица были совершенно бесстрастны, а в длинных, покрытых кровью руках они сжимали изогнутые ритуальные ножи.
– Знаешь, что в том рюкзаке, пугало? – сказал я, смотря в глаза ближайшему ко мне жнецу и выбрасывая перед собой руки.
По венам стремительно пробежал холод, сменяющийся жаром, когда, лизнув кожу с моих раскрытых ладоней, вырвалось ревущее пламя. Прогремел взрыв. Запас оружейного пороха и булом, хранившийся в вещевом мешке Маки, в который пришелся мой удар, громыхнул с такой силой, что я, потеряв равновесие, полетел затылком об пол, падая навзничь. У меня потемнело в глазах, но я тут же перекатился на живот, хватаясь руками за стену, и пошатываясь, побежал вперед. Вековая пыль и каменная крошка, поднятая взрывом, стояли в воздухе сплошной стеной, напрочь лишая возможности видеть, но я успел запомнить расположение комнаты и уже спешил к моим товарищам. Я бы наверняка пробежал мимо них, не двигайся я, держась за стену. Селира была без сознания. Поспешными движениями я принялся перерезать веревки на ее руках и ногах, попутно ища глазами Маки. Тот пришел в себя первым, и еще не успел я закончить со жрицей, подполз к нам, извиваясь как червь. Схватив его за руки, я резанул по стягивающим его запястья путам и сунул ему в ладонь нож. Маки с невероятной скоростью начал перепиливать остатки веревки на ногах.
– Кзор, сзади! – глухо прохрипел он, метая кинжал куда-то за мою спину.
Я крутанулся вокруг своей оси, разворачиваясь, но нападавший успел нанести удар, от которого меня спас лишь бросок Маки. Кинжал угодил жнецу в предплечье, отчего его собственный удар вышел смазанным и лишь чиркнул острием кривого ножа по моей кольчуге. Я успел швырнуть в нападающего тотем земли, когда второй утаремо, как призрак из Бездны, прыжком приземлился прямо мне на грудь, осыпая градом ударов. За его спиной взревел выходящий на свободу стихийный дух, и зал наполнился грохотом боя. Мне хватало сил только на то, чтобы закрываться от ударов кулаков, большую часть которых я пропускал. Жнец, несмотря на относительную худобу, был чудовищно силен, как сильны одержимые или бешеные животные. Я чувствовал, что в каждый удар он вкладывает нечто большее, чем физическая сила, и потому не мог этому противостоять.