– У меня есть к вам еще одно дело, – сказала вендази, стараясь сдержать подступающее волнение.
– И я очень надеюсь, что оно щекотливое, – сыто ухмыльнулся распорядитель. – Чем я могу помочь столько прекрасной особе?
– Вы упомянули, что видели Шабора Анарет. Я хочу увидеть его до того, как произойдет ритуал. Позвольте мне в последний раз взглянуть в глаза брату. Моя щедрость не будет знать границ, я озолочу вас, – процедила Морайна сквозь зубы, изо всех сил стараясь скрыть отвращение.
Бросен некоторое время помолчал, причмокивая губами и теребя щетину. Он специально тянул время, наслаждаясь своей властью над положением, в котором оказалась столь юная и привлекательная вендази.
– Думаю, мы могли бы обсудить это дельце, – уверенно кивнул он, наклонившись к самому лицу Морайны. – Ночь – прекрасное время для того, чтобы вершить такие дела безотлагательно. Не правда ли?
– Возможно, вы правы, – тихо ответила девушка.
– Тогда, как деловые люди, не будем терять ни минуты. Прошу вас, мависи! – елейно улыбнувшись, пропел распорядитель, жестом указывая дорогу. – Продолжим разговор в моей спальне.
Когда спустя два часа Морайна вышла из дома Бросена, то первое, что она увидела, было лицом оставшегося при ней раба. Иссохшийся, сутулый вендази сидел прямо на земле, глядя немигающим взглядом сквозь нее. Ему не было никакого дела ни до ее поступка, ни, казалось бы, даже до собственной жизни.
– Вставай, скоро твой выход, – устало бросила девушка, проходя мимо него.
На ее губах появился свежий кровоподтек, воротник рубашки был надорван, а на лице застыла маска безразличия. Лишь в красных, как никогда живых глазах плескалась бездна ненависти и злости. Отойдя от дома распорядителя на пару улиц, она изо всех сил завопила и, выхватив кинжал, с яростью вонзила острие в стену ближайшего дома. Глухой вой перешел в рыдание, но Морайна тотчас одернула себя и, убрав кинжал обратно за голенище сапога, уверенно зашагала обратно в квартал Змей и Быков. Скользя словно тень по ночным улицам столицы, она мчалась навстречу своей цели, может быть, последней столь страстно желаемой в этой жизни. Вернувшись к бойцовским ямам, она разыскала подручных распорядителя, тех самых мурхунов, что увели рабов, и сунула им небольшой обрывок пергамента, который подписал Бросен перед ее уходом. Посмеиваясь между собой, те проводили Морайну вглубь барака, где содержались заключенные под стражу смертники.
Внутри здание тюрьмы, в которой теперь жили не гладиаторы, а рабы для думиваро, выглядело намного больше, чем могло показаться снаружи на первый взгляд. Множество залов и коридоров соединялись в невообразимый лабиринт, и Морайне, следующей за сторожевыми мурхунами, постоянно приходилось то подниматься, то спускаться по винтовым лестницам. Между некоторыми переходами не было даже дверей, а иные закрывались тяжелыми решетками с тройными замками и усиленными засовами, способными удержать даже таран. Чадящие факелы на стенах наполняли и без того спертый воздух кислым запахом, от которого слезились глаза и першило в горле.
«Может, это и к лучшему», – подумала Морайна, глядя по сторонам на ржавые камерные двери, прямо из-под которых сочились нечистоты.
Один из мурхунов остановился у двери, в которой отсутствовало смотровое окно, и зазвенел связкой ключей, выискивая нужный. Немного повозившись, он открыл небольшой зал, оказавшийся пыточной.
– А ты чего ожидала? – развел руками охранник. – У нас тут не постоялый двор. Свидания вообще-то запрещены!
Последняя фраза была сказана с хорошо читаемым умыслом, и вендази, ни слова не говоря, рассталась с последним из кошельков, приготовленных для сегодняшнего дела. Деньги уже не имели значения, впрочем, как и все остальное. Ее не досмотрели и даже не разоружили, когда привели сюда. В этом и не было необходимости. Сложно представить, чтобы кто-то рискнул позариться на трофеи для сайера в самом сердце Муткарга. Бескрылый раб вендази флегматично прошелся по пыточной, отрешенно разглядывая собранные здесь орудия умерщвления, и, подняв на Морайну белесые глаза, коротко кивнул:
– Место подходящее.
Она не ответила и, запустив кисти в свои волосы, замерла, оставаясь непоколебима, словно гранит, пока в отдалении не послышались шаги. Этот звук заполнил собой весь мир. Ничего вокруг больше не существовало, кроме звука шагов, каждый из которых вбивал в землю рок ее судьбы, приближая конец. Когда Шабора втащили в зал, то Морайна сначала даже не узнала брата. Его руки и ноги были закованы в кандалы, тело и лицо покрывала запекшаяся кровь от побоев, а крылья за спиной были переломаны и свисали до пояса, как рваные плети. Стараясь держать себя в руках, Морайна жестом указала на стол.