На столе теперь стояла глиняная глазированная миска, расписанная по краям белыми лепестками.
По ту сторону столика тоже на лавке, только немного длиннее и с изголовьем, сидел Сергей Иванович, черпал деревянной ложкой молоко с творогом — ел, наверное, первый раз по-человечески с того времени, как попал в плен к фашистам.
— Так это ты меня вывел с того света? — спросил Сергей Иванович Кешку. — Теперь я твой должник.
Сергей Иванович часто-часто заморгал, не стесняясь, вытер рукавом командирской гимнастёрки слёзы, неожиданно набежавшие на глаза.
— Свои люди — сочтёмся, — пообещал Кешка. — Вы нам вот так нужны!
Кешка ребром ладони черкнул себя по горлу, что должно было значить: Сергей Иванович нужен Кешке позарез.
— Я? — немного удивился Сергей Иванович. — Ну, давай, Иннокентий Листопаденко, выкладывай…
Сергей Иванович и сам, наверно, не догадывался, что сказал это так, как, бывало, говорил комдив, товарищ Супрун. Кешка даже вздрогнул, услышав это: «Ну, давай выкладывай». Видимо, все комдивы Красной Армии подобны один на одного. А что Сергей Иванович имел должность не ниже комдива, Кешка мог поклясться. Набравшись смелости, Кешка рубанул, как говорят, с плеча:
— Товарищ полковник, предлагаем вам командовать нашим отрядом…
— Кто?.. Я?.. Почему полковник?..
Сергей Иванович не скрывал своего удивления, но как раз это и подбодрило Кешку.
— Не бойтесь, товарищ полковник, — снисходительно сказал Кешка, — тут все свои, все преданные нашему большому делу… Я вас хорошо понимаю, но…
Но до конца договорить Кешка не успел, потому что как раз в эту минуту в летописцеву келью вошли Густя с Максимкой.
— Принесли, — радостно возвестил Максимка, а Густя развернула тряпочку, положила на колени Лёве будильник, тикавший абсолютно независимо от того, что его сняли с привычного места на комоде в комнате Иогана Карловича Клема.
— Ну, как, подойдёт? — сразу забыв о полковнике, спросил Кешка у Лёвы.
— Подойдёт… Самый чёт!.. Сейчас проверим… Давай свою гранату…
Кешка засунул руку под рубашку, вытащил гранату, подал Лёве. Тот, прищурив сначала один глаз, потом второй, осмотрел гранату со всех сторон, словно она была заморским чудом, не спеша выкрутил ручку из жестяного цилиндра.
— Дети, что вы делаете? — обеспокоенно спросил Сергей Иванович. — Вы можете подорваться…
— Очень мне надо подрываться на этой жестянке, — спокойно ответил Лёва.
— Дядечка, вы не бойтесь, — успокоила полковника Густя. — Лёва у нас какую хочешь машину разберёт и соберёт. Он, дядечка, конструктор.
Полковнику ничего не оставалось делать, как молча наблюдать, что будет дальше. Ручку, слава богу, конструктор выкрутил без приключений.
Тем временем Лёва достал из кармана моточек очень тонкой проволоки, прикрепил один конец проволочной нитки к спусковому механизму гранаты, а второй начал приспосабливать к стрелке будильника. На это всё Лёве понадобилось, может быть, минут пять. Наконец всё было сделано как надо. Лёва положил устройство на столик.
— Сейчас проверим, — сказал он. — На сколько часов поставим завод?..
— На три, — сказал Максимка.
— Надо ставить не на круглую цифру, — посоветовал Кешка. — Давай ставь стрелку на три часа семь минут…
— Можно на три и семь, — ответил Лёва и перевёл стрелку звонка на три часа семь минут.
После этого Лёва начал потихоньку подгонять минутную и часовую стрелки. Когда часовая стрелка стала напротив цифры три, а минутная на цифре пять, Лёва поставил будильник рядом с ручкой гранаты.
— Две минуты будем ждать, — сказал он.
В летописцевой келье наступила тишина, которая всегда была тут. Было слышно только дыхание детей и гулкое тиканье будильника. Будильник тикал немного хрипловато, будто был простуженный, а может быть, со страха: что с ним будет?
Две минуты, которые раньше пролетели бы незаметно, потянулись со скоростью улитки, которой всё равно некуда торопиться. Дети столпились вокруг приспособления, не сводили глаз с будильника. А он себе хрипло тикал да тикал.
Наконец минутная стрелка достигла стрелки звонка. Зацепившись одна за другую, они чуть слышно щёлкнули, и сразу же боёк гранаты сорвался, лязгнул по жестяной перегородке.
— Ура! — дружно крикнули ребята.
— Дети… Иннокентий Листопаденко, — взволнованно заговорил полковник. — Я запрещаю вам это… Я всё понял. Вы хотите сделать часовую мину?.. Да?.. Но это очень опасно. Минёры ошибаются только один раз… А вы не минёры… Вы дети, и вам нельзя заниматься такими опасными делами. Это не просто игра в войну. Это сама война, страшная, беспощадная.