Вскоре Фрол Матвеевич присоединился к трапезе.
— А Вы, Ксения Александровна, не из местных? Ни разу к нам не заходили. — во память!
С Богом, Ксюха, твой выход.
— Нет. Мы из Симбирской губернии. У папеньки там именье. Было. Он скончался осенью. — Я потупилась и всхлипнула.
Фрол Матвеевич покраснел, пошел пятнами, забормотал что-то утешительное и протянул мне большой, с две ладони пряник. Забавный он.
— Горе-то какое. Мой батюшка тоже в том году представился.
— Ах, я Вас так понимаю…. — И снова дозированная дрожь в голосе. — Маменька моя давно уже на Небесах…
— Ох… — нет, ну если он искренен, то как вообще с такой доверчивостью дела вести можно?
Где-то наверху послышался грохот, ругань и вой, безысходный человеческий вой.
— Матушка моя, Анфиса Платоновна, болеет, не в разуме. — отводя глаза произнес хозяин.
— Сочувствую Вам. — а маму-то он любит. Не просто почитает, а любит, как в наше время принято. Все, что я читала о девятнадцатом веке, предполагало покорность родителям, но не привязанность. А тут чувствительная натура.
Вой не прекращался, изменяя лишь тональность. Мы продолжали сидеть неподвижно.
— Возможно, помощь нужна… — я осторожно коснулась ладони моего vis-a-vis.
— Да там прислуга… — Он помялся. — Я на минуточку-с.
И сорвался с места.
Шум наверху обогатился увещеваниями мужского голоса, вой сменился невнятным бормотанием и стих.
— У нашей дальней родственницы была подобная хворь. — Я осторожно отхлебнула чай, пытаясь не сварить внутренности. Как-то наши предки имели иные пищевые привычки. — Все дело в том, как уход организован.
— Так я ей служанку нашел. — быстро ответил Фрол.
— Возможно, ей бы помогла не просто сиделка, но компаньонка. — я очень грубо закидываю удочку, но ночевать где-то надо уже сегодня.
— Так то у господ. Ей к чему, теперь-то?
— Здоровье психическое — материя малоизученная. Кто знает, что поможет. — Я допила чай и мне тут же налили новую чашку. — Иногда массажи, иногда упражнения всякие.
2. За гранями реального
Мягко надавливая на моего гостеприимного хозяина, я вынудила его привести меня в спальню матери. Полагаю, он сам не понял, как это случилось. Может, все же пойти более простым путем и напрошусь в продавщицы? Но ладно, нужно работать с тем, что в руки само идет.
Комната просто выносила дух спертым воздухом и запахом немытого больного тела и еще чем-то сладковато-тошнотворным. В углу, на высокой перине, обложенная пуховыми подушками лежит грузная лохматая женщина в криво повязанном чепце и желтоватой сорочке. Стараясь не дышать, подхожу ближе. Смрад усиливается, хотя казалось бы, куда дальше-то?
А вот куда — под одеялом мало того, что неубранные продукты жизнедеятельности, так и в складках тела неестественное шевеление. Я инстинктивно хватаюсь за лицо и чудом нахожу ночную вазу — тоже не первой свежести, куда и отправляется чай с пряником.
— Воля Ваша, Фрол Матвеевич, но служанку я бы заменила. — оттираю платком рот.
— Дарья! — взревел купец, покрытый красными и белыми пятнами так, что я всерьез испугалась за его здоровье.
А ну как инсульт и этого накроет — а я только-только нащупала свой шанс. Нет уж, дорогой мой, теперь я тебя беречь буду, как лотерейный билет с комбинацией джек-пота.
— Фрол Матвеевич, здесь еще можно попробовать что-то исправить. — осторожно трогаю его за рукав.
А на пороге возникает черноглазая дородная девица с пышным бюстом, криво надетой юбкой и чуть припухшими губами. Интересно, с кем в этом доме принято проводить время подобным образом?
— Я тебя зачем держу?! — грохотал Фрол, а девица, хоть и потупила взор, но страха или уважения перед ним не испытывала. Да, вертикаль власти в этом доме хлипкая.