Я забралась к себе, в свою просторную и уютную пещеру с огромной, не застеленной кроватью, окном в небо и маленьким балкончиком сбоку. Балкончик был заперт - на нем гнила моя гитара. Может быть, осы сделали в ней гнездо. А, может, и пауки.
Я подошла к балкону, выглянула через стекло, во двор - на аллею выруливала розовая машина с рекламой во весь бок. Значит, Марина с утра пораньше вызвала кудесников из свадебного салона. Наверное, привезли новое платье. Повезло ей.
Садовник, дед Максим, ставил вдоль аллеи белые розы в вазах под мрамор, грубыми черными пальцами поглаживая нежные белые лепестки. Самые красивые цветы вырастают у самых простых, у самых заботливых людей. И даже если роза колет их пальцы, они не сломают этот цветок.
Я задернула занавеску. В люк постучали.
- Светлана, нам надо поговорить.
Отец был ещё вполне резвым, чтобы забраться на мой чердак, не рискуя свернуть шею, но появлялся тут крайне редко. Всегда с претензиями.
Я подняла люк, отошла к окну, встала боком, чтобы иметь возможность отвести взгляд, если вдруг захочется, и сделать вид, что наблюдаю за садовником.
- Света, ну что ты устроила? Всë уже решено, я тысячу раз тебе говорил. Ничего ты своими капризами не изменишь. Хватит.
Я посмотрела на отца - почти вся голова седая, а повелся, как пацан.
- Она с тобой только из-за денег, - в тысячу первый раз повторила я.
- Нет.
- Ты себя обманываешь.
- Я настолько отвратительный человек, что меня можно любить только за деньги?
- Это она такой человек. Сколько уже с тебя вытрясла? "Ой, а это колечко можно? Ой, а зачем в Анапу? Давай в Грецию! Или, вот, на Карибы!"
- Она ни о чем таком меня не просила.
- Ага, и куда вы едете в медовый месяц? - насмешливо поинтересовалась я.
Отец замялся и от ответа ушел в чисто родительской манере.
- Я не обязан перед тобой отчитываться.
- А я не обязана одобрять твой выбор.
- Ты обязана вести себя достойно!
- Когда тебя в открытую дурят? Подскажи тогда, пап, как достойно ненавидеть? Мне отравить её мышьяком?
- Да что ты несёшь?!
- Что хочу.
- Так нельзя! Ты меня позоришь этими тупыми выходками!
- Ты сам себя позоришь, когда покупаешься на её лицемерие.
- Ты ревнуешь, вот и весь ответ, - сдержав гнев, бросил отец.
- Ну да, - я отвела взгляд и посмотрела на аллею. Приехал стилист. На кабриолете, между прочим.
- Света, - отец ломал трагедию так явно, что меня бесил даже тон его голоса. - Если ты не возьмешься за ум, не выбросишь из головы свои детские выдумки... Я... Я не собираюсь терпеть эти склоки, этот бардак. Ты переходишь границы... Хватит!
- Посадишь меня под замок?
- Ты будешь жить одна. В городской квартире.
Я медленно повернула голову в его сторону.
- Ты меня выселишь? Из родного дома?
- Ты позоришь это дом своим поведением. Я не знаю, чего от тебя ожидать. Так будет лучше. Ты успокоишься, подумаешь...
- Кому лучше?! Твоей ублюдочной бабе?!
- Не сметь! Не смей оскорблять её! - отец заорал так, что лицо покраснело, а эхо его воплей полетело по коридору на нижний этаж - на радость Марине. - Я все замки сменю, охрану выставлю, ясно тебе? Ты в этот дом войну несешь, не она! А нам этого не надо! Мне этого не надо!
Я не сводила с отца глаз. Он пыхтел и дул ноздри, как разъяренный бык.
- Я тебя поняла, - ответила спокойно и тихо, хотя тоже мечталось орать. - Твой дом - твои правила.
Он кивнул, шумно выдохнул.
- Но если ты вышвырнишь меня из этого дома, - я усмехнулась. - Я, конечно, спорить не стану. Уйду. И дом подожгу. Слышишь? Подожгу, к чертям собачьим, дом, где умрела моя мать, чтобы ничего не досталось твоей меркантильной шлюхе!
Он ударил. Несильно, но звонко. Больно. Голова дернулась в сторону, щëку обожгло. Я только что смотрела на него, а теперь видела только стену. Медленно развернулась. Отец побледнел. Сам не ожидал, но извиняться не кинулся. Я прикоснулась холодными пальцами к горящей щеке.
- А, помнишь, в детстве ты ругал маму, когда она иногда шлепала меня по попе? Что ты там говорил?
Отец сглотнул и ответил тихо:
- Из ангела чертëнка не вытряхнешь. Света...
- Я все прекрасно поняла, пап. Уходи, пожалуйста, мне надо одеться. И замазать синяк. Не попрусь же я на твою свадьбу с разбитым лицом.
- Света, мне очень жаль...
- А мне - нет.
Я отвернулась, подошла к шкафу. Отец помялся, совершенно растерянный, но загремел вниз по лестнице, когда я стала стягивать футболку.
Мгновение стояла у шкафа, прислушиваясь к шагам отца, потом подняла голову, зло посмотрела на свое отражение в зеркале. Одна щека - белая, как полотно, вторая - пунцовая, как от ожога.
Когда из чертëнка успел вырасти дьявол?