— Позвольте вашу шляпу, сэр.
— Благодарю вас. Но, — заторопился он, — пальто и все остальное я оставлю.
— Очень хорошо, сэр, — с легким поклоном согласилась женщина.
— Э-э-э... она... то есть леди Дрейтон... она?..
Женщина с вежливой серьезностью указала на закрытые двустворчатые двери, выходившие на левую сторону мраморного фойе.
Флора не слышала шума подъехавшего кеба. В своем темно-синем вечернем наряде, отороченном золотом, она сидела за круглым столиком у камина, сжимая в руках книгу в кожаном переплете, в которой не могла прочесть ни строчки.
На столе горела керосиновая лампа. На камин белого мрамора, в котором ярко полыхало пламя, ложились желтые отсветы, и темные тени у нее под глазами не были видны.
Когда Чевиот распахнул и закрыл за собой двери, она осталась сидеть так же недвижимо; ее тонкая фигура не двигалась, а в устремленных на него глазах читался страх перед тем, что он мог пострадать. Убедившись, что он невредим, она издала легкий вздох облегчения.
Чевиот торопливо положил гроссбухи, платок с завернутыми драгоценностями и шляпу на кресло с обивкой из вишневого бархата. Флора кинулась к нему, обхватив его руками с такой силой, что он невольно дернулся от боли, которую причиняли ему синяки. Флора откинула голову. Он с такой страстью приник к ней поцелуем, что через несколько секунд подумал, что было бы лучше — как бы это выразиться поделикатее, — если бы она несколько отстранилась от него.
Голос у него был хрипловат. Но он постарался придать ему легкость и небрежность.
— Могу ли я предположить, радость моя, что из всех женщин на земле ты самая непредсказуемая?
— Что за прекрасный комплимент. — Флора с трудом удерживала слезы. Она в самом деле решила, что это изысканный комплимент. — Когда захочешь, ты можешь говорить прекрасно.
Тем не менее не в силах забыть, что должна играть роль светской дамы, она слегка отстранилась от него, хотя продолжала оставаться в его объятиях.
— Фу! — сказала Флора, изображая отвращение. — Ты снова курил!
— Конечно, мне пришлось курить. Но тебе не стоит делать такой вид, словно я накурился опиума или гашиша. Это всего лишь табак.
— Который, — объявила Флора все еще со слезами на глазах, — является отвратительной привычкой, неприемлемой в любом приличном доме. Если мужчине хочется покурить, он курит в каминную трубу.
— Он... что?
— Он садится к очагу, — и она величественным жестом указала на зев камина рядом с собой, — всовывает голову внутрь и пускает дым в трубу. Конечно, — торопливо добавила Флора, — в нем не должно быть огня.
Чевиотом овладело состояние, в котором Смешались удовольствие, подъем духа и ощущение того, что наконец он начинает понимать ее.
— Я искренне надеюсь, что мне этого не придется делать, — серьезно сказал он. — Если бы мне пришлось засовывать голову в дымоход, боюсь, что основательно опалил бы себе бакенбарды еще до того, как докурил бы сигару.
— Но у тебя их совсем нет... о, погоди! Ты снова смеешься надо мной. Я ненавижу тебя!
— Флора, посмотри на меня. Тебе в самом деле так не нравится курение?
— Да. Конечно, оно мне не нравится. Поцелуй меня еще раз. — И затем после паузы: — А я уже думала, что не увижу тебя сегодня вечером...
— Так и могло случиться.
— Нет, нет! Я была просто вне себя! — сказала Флора, отбрасывая свой великосветский тон и становясь сама собой, — потому что я была так напугана! Ты что, думаешь, я ничего не слышала о Вулкане? Или о его репутации? И ты пошел прямо к нему в логово. И там, где ты был... впрочем, не важно! Там ты встретился с неприятностями, не так ли?
— Да, с небольшими. Не стоит и говорить о них.
— Слава Богу, — не в силах перевести дыхание, сказала она. — Дорогой мой! Иди сядь и все расскажи мне. Дай, я сниму твое пальто.
— Нет, нет! Только не пальто!
Но Флора уже расстегнула верхнюю пуговицу и размотала тяжелый шерстяной шарф. Когда пальто оказалось у нее в руках, она издала слабый крик.
И воротничок, и галстук у него исчезли. Рубашка была мятой, грязной, и в двух местах на ней виднелись пятна засохшей крови. Брюки его, разодранные на коленях, были все в пыли, так же как и порванный сюртук. И как он ни старался скрыть от Флоры, на правом рукаве была видна черная опаленная дыра от пули,
— Я... я понимаю, — сглотнув комок в горле, сказала Флора. — Я все вижу. Значит, были всего лишь небольшие неприятности, о которых не стоит и говорить.
Она расхохоталась и продолжала смеяться, не в силах справиться с собой.
— Флора! Прекрати! Ты не должна так себя вести!
При первых же звуках его голоса смех прекратился.