Песня («Не знаю, ненависть горька ли…»)
Не знаю, ненависть горька ли,Мне не она волнует кровь,Но знаю – долгие печалиНесет недолгая любовь.Другое имя ей готовь:Дай имя ей травы, цветка ли,Блеснувших, чтоб исчезнуть вновь.Дай имя ей травы, цветка ли,В душе изменчивой его.Мою алмазом бы назвалиЗа верность сердца моего.Ведь я люблю, люблю того,Кто и не думает, жива лиЯ или все во мне мертво.
О любви доброго старого времени
В тот древний век любовь свои делаБез золота и хитростей вела.Кому она цветок передавала,Тому она вселенную вручала, —Глубокая, в сердцах она жила.
А если к наслаждению телаОна, неосторожная, вела,Десятки лет она не умиралаВ тот древний век.
Веления любви закрыла мгла,Изменчивость и льстивость всем мила.Кто хочет, чтоб любил я, пусть сначалаВернет любовь на землю, чтоб воссталаОна в сердцах такой же, как былаВ тот древний век.
Песня о мае и добродетели
Весенней майскою поройЗемля трепещет, оживая, —И легкомысленной толпой,Подобно ей, любовь меняя,Стремится юность удалая,Опять впервые влюблена;Моя любовь – совсем иная,Моя любовь – навек одна.
Красавица своей красойНе век красуется, блистая:Клеймят безжалостной рукойНедуг, забота, старость злая;Одна цветет, не увядая,Что мною всем предпочтена;Как в ней краса всегда живая,Моя любовь – навек одна.
Кто ж прославляемая мной?Знай – добродетель то святая,То нимфа, что с высот звездойГорит, влюбленных призывая:«Ко мне, ко мне! – гласит благая. —Кто любит, – тех я жду, юна.Ко мне! – взывает, не смолкая: —Моя любовь – навек одна».
Властитель! Даст усладу раяТебе, бессмертная, она, —И скажешь, душу раскрывая:«Моя любовь – навек одна».
Луиза Лабе (1522–1566)
«Живу и гибну: то горю в огне…»
Живу и гибну: то горю в огне,То в проруби тону; и сплошь страданье,И сплошь восторг – мое существованье;Мягка и жестока судьба ко мне.
И смех, и плач владеют наравнеМоей душой – как счастье и терзанье;Я зеленею в пору увяданья.Мой добрый час – со мной и в стороне.
Так и ведет меня любовь шальнаяСвоим путем; когда я горя жду,Вдруг радость наступает всеблагая.
Едва поверю, что она – без краяИ без конца, как, на свою беду,Вступаю вновь в лихую череду.
«Доколь, о невозвратном сожалея…»
Доколь, о невозвратном сожалея,Глаза еще способны слезы лить,А голос – не срываться и таитьРыданья, песню о тебе лелея,
Покуда пальцы, струнами владея,Хранить умеют сладостную прыть,А разум – лишь тебя боготворить,Не ведая иного чародея,
Живу и жить хочу; но если рокИссушит глаз моих горючий ток,Надломит голос мой и свяжет руки,
Чувств выраженье запретит уму,Смерть призову во избежанье муки:Да канет день мой в вековую тьму.
«Целуй меня! целуй еще и снова!..»
Целуй меня! целуй еще и снова!Еще один сладчайший подари!Еще, еще… Тебе за каждый – триНаижарчайших – возвратить готова.
Печален ты? От бедствия такогоСпасут лобзанья – их благодари!Обмениваясь ими до зари,Мы будем одарять один другого.Так, двое прозябавших, в мире семДвойную жизнь друг в друге обретем.О, не суди за то, что речи – смелы!
Мне плохо в тишине и взаперти,И счастья не могу себе найти,Пока не выйду за свои пределы.
«Пока в глазах есть слезы изливаться…»
Пока в глазах есть слезы изливатьсяИ час с тобой, ушедшим, изживать,А голос мой силен одолеватьРыданья, стон, хоть еле раздаваться;
Пока рукой я в силах струн касаться,Все, чем ты мил, хоть скромно воспевать,Пока душа тебя лишь познаватьЕдинственно желала б научаться, —
На миг еще не склонна умереть.Но чуть пойму, что взор мой стал слабеть,Что голос глух, а бег перстов как сонный;
Что разум мой теснит земная сеньИ в нем нет сил явить восторг влюбленной,Смерть умолю затмить мой белый день.