Пора было возвращаться. Я не мог позволить себе умереть. Я взял на себя ответственность за Джози. Я знал, что ей понадобиться моя забота. Я не мог оставить ее, просто бросить, обмануть ее, как жизнь когда-то жестоко обманула Эвелин. В этом был предлог и была причина.
8
Крис проснулся с диким криком, разбудив Стэна. Тот вскочил, ничего не понимая и увидел, что Харди сидит на постели, согнувшись в три погибели, волосы падают ему на лицо, он прижал руки к животу и дышал так, как будто ему не хватало воздуха. Стэн схватил его и прижал к себе. Крис был весь мокрый от пота, у него даже волосы были мокрыми. Наконец Марлоу удалось добиться того, чтобы Крис хотя бы посмотрел на него. Он сжимал его голову в ладонях, с ужасом вглядываясь в искаженные черты, в потемневшие глаза, во взмахи слипшихся ресниц и твердил:
— Крис, что с тобой, что, тебе плохо, Крис!?
— Самолет. — наконец выговорил Харди через спазматическое прерывающееся дыхание, его глаза смотрели на Марлоу с таким беспомощным отчаянием, словно он считал, что Марлоу должен все понять, и это бессмысленное, ничего не объясняющее слово произвело на Стэна такое ужасное впечатление, что у него самого кровь отхлынула от лица, а во рту появился тяжкий медный привкус адреналина.
— Какой самолет? — добивался Стэн, почти крича, — Крис, что?
Крис опять согнулся в три погибели. Стэн вскочил с постели, как был голый, и в качестве верного средства плеснул в стакан чистого виски. Крис разогнулся, и Стэн поднес к его губам спиртное. После третьего глотка зубы Харди перестали стучать о стекло, но выглядел он так, как будто перенес сильнейший шок.
— Что случилось? — спросил Стэн уже тише, опять садясь рядом. — Это был сон?
Крис кивнул. Допил виски. Поставил стакан на столик возле кровати. Одной рукой он сжимал пальцы Стэна.
— Мне в жизни не снилось такого кошмара, малыш. — наконец сказал он, уже овладев своим голосом.
— Ну?
— Мне снилось, что я в самолете. В маленьком, не пассажирском, я только потом понял, что это был старый истребитель. На таких во вторую мировую войну летали. Я его веду, а рядом сидишь ты. И на тебе такая повязка на голове с иероглифами, белая. У тебя было такое лицо, Стэн… Я даже не знаю, как это описать. И мне было так страшно, я знал, что я умру, но мне на это было плевать, понимаешь, я знал, что я убью тебя. И на этом все кончится, это будет смерть навсегда. — Крис замолчал, снова охваченный ужасом. — Я знал, что мы больше не встретимся. А тут ты посмотрел на меня и сказал «Священный ветер». И я направил самолет вниз, словно это был пароль какой-то или сигнал, там был аэродром, мы падаем, а ты вдруг начал смеяться и смеялся, до тех пор пока мы не врезались куда-то и не взорвались, и я плавал в этом огне, а ты был рядом и сказал мне «Не бойся Крис, мы не расстанемся, никогда, огонь объединяет все» только мне от этого стало еще страшнее, я не горел, наоборот, я сам был огнем, понимаешь, а я хотел остаться человеком, просто человеком, я стал кричать… — он посмотрел на Стэна виновато и закончил, — и проснулся.
Марлоу глядел на него со страхом и состраданием, он не показал Крису написанный вчера текст «Священного ветра» и теперь, уже не с тем ледяным ужасом, как раньше, а со страшным глубоким пониманием, тем более жутким, поскольку он не мог облечь его в слова, осознавал, что теперь и отныне все будет только так. Они не только будут спать в одной постели и пить из одного стакана, и курить сигарету на двоих, им суждено видеть одни и те же сны, испытывать одну и ту же боль и знать про друг друга все, что человек может знать про самого себя.