— Машина ждёт вас.
— Как? — вскричал Зыбко. — Значит, есть автомобиль? Товарищи, очень прошу отвезти наш аккумулятор! Ведь это же сверхкомплектный!
— Хорошо, — сказал Молния, — аккумулятор поедет вместо меня. Я останусь здесь.
— Как? Почему? Вы, может быть, думаете, что я не могу остаться?
— Нет, доктор, — печально покачал головой Молния, — вы заслужили честь присутствовать при залпе. Майор Молния останется здесь. Аккумулятор нужнее.
Подъехал трёхместный скоростной автомобиль на гусеничном ходу.
— Вы умеете управлять машиной, доктор?
— Я, может быть, и смог бы… но… — Шварцман взглянул на свой пустой рукав.
— Я умею управлять машиной, — сказала Марина.
— Тогда садитесь… Товарищ Зыбко, поместите аккумулятор в машине. Хорошо, что она сделана, как и все на строительстве, из немагнитной стали.
Зыбко радостно укладывал в автомобиль свою драгоценную ношу. Марина взглянула на Молнию. Молния опустил голову. Через минуту он и Зыбко провожали взглядами быстро удалявшуюся машину.
— Всем самолётам немедленно покинуть район залпа! — отдал распоряжение Молния.
— Разрешите мне остаться с вами! — попросил Зыбко.
— Хорошо, — сказал Молния и пошел, надвинув на глаза капюшон.
Скоро два последних самолёта скрылись, в низком серо-коричневом небе.
Ветер сдувал гребни холмов, закручивал и уносил вверх, к самому небу. От этого небо было низким, давящим, песчаным…
Марина и Шварцман вошли в центральную рубку управления. Василий Климентьевич радостно приветствовал их.
— Ну-с, Мариночка! — сказал министр, пожимая девушке руку. — Правительство решило произвести залп с вашим защитным слоем. Каждая минута промедления уносит тысячи жертв. Доля риска в этом есть, но всё же у нас достаточно уверенности в благополучном исходе.
Марина схватила министра за руку:
— Значит, это правда? Правда, что нет уже надежды на возвращение паролёта?
Министр взял девушку за обе руки.
Марина совсем низко опустила голову.
Василий Климентьевич уронил бессильно упавшие руки Марины и, притянув её голову, поцеловал в лоб.
Доктор одиноко стоял в другом углу.
— Во время эксперимента один снаряд достиг цели, другой взорвался. Как видите, риск велик… Тем не менее мы решили стрелять. Гибель Матросова с радием-дельта — непоправимый удар не только для всех нас, но и для всего мира. От успеха выстрела будет зависеть судьба человечества… Риск велик, Исаак Моисеевич… Ну а как ваша правая рука? Всё ли ещё чешутся у вас кончики пальцев?
— Да, представьте себе! Ужасно нелепо. Теперь уже не кончики пальцев, а ладонь у меня страшно чешется… Отсутствующая ладонь… Удивительно, право! Мне совсем не нравится, как вы дышите. Вы не дышите — задыхаетесь!
В комнату вошли несколько военных.
— Товарищи, — сказал министр, — объявляю, что по постановлению правительства залп из всех орудий сверхдальнего боя будет произведен сегодня ровно в двенадцать часов по московскому времени. Через семнадцать минут все должны находиться на предусмотренных инструкцией защищенных местах.
Военные вышли.
— Так, — сказал министр, заложив руку за борт гимнастёрки, и стал расхаживать по комнате.
В молчании проходили нескончаемые минуты.
Доктор Шварцман тоже расхаживал по помещению, всё время встречаясь с министром. На несколько заданных Мариной вопросов министр только молча кивнул.
Тяжелые, гнетущие минуты были длиннее лет.
Марина стояла у окна и теребила платок. Из-под ногтей выступила кровь, оставляя на платке пятна. Заметив это, доктор остановился около Марины:
— Типичное проявление горной болезни, результат разреженной атмосферы. Вам надо беречься, родная. После всех процедур, поставивших вас на ноги…
Несколько раз девушка взглядывала на стрелку часов. Снова, как и тогда, перед защитой диссертации, она казалась ей неподвижной. Только секундная стрелка, пугливо вздрагивая, судорожно двигалась вперед.
Министр остановился и, повернувшись к присутствующим, начал:
— Товарищи, назначенная правительством комиссия по производству залпа в сборе. Недостает лишь двух членов: майора Молнии и Матросова, которые к назначенному сроку прибыть не могут, а потому прошу членов комиссии приготовиться.
Секундная стрелка нервно двигалась вперед…
Майор Молния взглянул на хронометр:
— Пора! Надо уйти за прикрытия.
Зыбко медлил. Он почему-то уставился в небо.
Молния тоже посмотрел вверх. Проходили мгновения.
Молния опять взглянул на хронометр. Потом, не говоря ни слова, оба побежали к радиорубке аэродрома.
Яростный ветер сбивал их с ног, но оба бежали размеренным, легким, тренированным шагом, как бегают только спортсмены.
Над землей, совсем низко, неуклюже переваливаясь с крыла на крыло, летел громоздкий самолёт.
Молния знал, что во что бы то ни стало должен добежать до будки. Надо успеть дать знать! Надо успеть предотвратить рискованный залп!
Гул пропеллера, сопровождающийся какими-то странными перебоями, слышался над самой головой.
Вдруг Зыбко схватил Молнию за руку. Оба упали. Гигантский паролет со свистом пронесся над ними и с размаху ударился в радиорубку аэродрома.
Молния уже бежал к изуродованному самолёту. В голове его тяжело стучала мысль: «Связь прервана… прервана… прервана!..»
Из обломков паролёта выскакивали люди. Молния увидел Матросова.
Второй пилот и штурман вынесли из кабины чье-то бесчувственное тело и положили его на песок.
Мертвенно-бледное лицо оттенялось огненными бакенбардами. Молния склонился над раненым.
— Вот радий-дельта, чёрт ему в крыло… — пролепетал Баранов, протягивая тяжелую коробочку.
— Товарищи, — сказал Молния, — до выстрела осталось десять с половиной минут! Из-за аварии связь прервана.
— У нас тоже не работало радио, — сказал Матросов.
— Надо предотвратить губительную трату энергии на рискованный залп. С центральным постом никаких сообщений. Туда надо бежать!..
Никто не ответил майору.
Три фигуры побежали по песку. Это были Молния, Зыбко и Матросов.
Они не держались друг за другом, как делают на стадионах. Они бежали рядом.
Ураганный ветер дул им в бок, заставляя противоестественно наклоняться. Он валил с ног, выхлестывал глаза, засыпал песком уши, нос, рот.
Молния взглянул на хронометр, сбросил плащ и прибавил темп. Спутники его не отставали. При каждом шаге нога глубоко уходила в песок. Глаза почти ничего не видели. Рот судорожно открывался. Дышать было нечем. Легкие готовы были вывернуться наизнанку. От сердца, казалось, отваливались кусочки. Кровь перестала циркулировать.
А Молния всё прибавлял и прибавлял теми. Трудно было поверить, что это человек.
Перед глазами прыгали мутные круги; из-за них нельзя было разглядеть вырисовывающиеся в песчаном тумане силуэты орудий.
Ноги подгибаются, тело готово упасть вперед, в затылке что-то хрустит и накапливается тупая боль, сердце останавливается… Воздуху!.. Воздуху!.. Это не бег — это безумное ныряние под водой! В ушах всезаглушающий, разрывающий мозг шум… В кулаке зажато что-то клейкое, липкое… Это кровь из-под ногтей. Земля кружится под ногами… Если б не «подземная гимнастика», то…
Нет! Не сдавать! Держаться… Держаться! Сейчас придет дыхание, второе дыхание… Неужели Молния опять прибавляет темп? Это безумие… Но кто-то должен добежать, приостановить залп, приостановить во что бы то ни стало! Где же силы? Воздуху… хоть каплю!
Марина увидела в окно бегущего человека и вскрикнула. Рука министра, дававшего предупредительный сигнал, дрогнула.
Человек, не добежав двух десятков шагов, упал.
Министр быстро открыл дверь и выбежал на улицу.
В комнату ворвался вихрь. Марина, задыхаясь, бежала за министром. Она видела его широкую спину. Оба склонились над бесчувственным человеком.