— Где эта рукопись сейчас? — деловито поинтересовалась Элина.
— В надежном месте, — заверил ее Богдан.
— Чтобы понять, почему за этим пергаментом охотятся, нужно знать его содержание. И, кажется, мне известно, что нужно делать, — уверенно заключила Элина.
Открыв дверь каюты, Нинель Николаевна прижала палец к губам и прошептала:
— Пожалуйста, тише. Лидочка спит.
— Нам нужна помощь, — проговорила Элина.
— Вот еще новость…
— Можете определить, на каком языке написан этот текст? — Богдан показал снимок рукописи.
Взглянув лишь мельком, Нинель Николаевна уверенно заявила:
— Древнегреческий, это же очевидно.
— Сможете перевести? Хотя бы примерно? Ведь вы, кажется, специалист по церковнославянскому?
— Церковнославянский и древнегреческий не одно и то же, — сказала профессорша. — Но греческий язык был распространен в Киевской Руси. Церковные службы велись на двух языках, один клирос пел по-древнегречески, другой — по-церковнославянски.
— Так вы знаете древнегреческий язык или нет?
— Знаю, и очень неплохо, — сказала Нинель Николаевна.
— Нам нужен перевод! — решительно заявила Элина.
— Как скоро?
— Чем быстрее, тем лучше.
Богдан предупредил:
— Но это конфиденциально!
— Переведу, но не раньше завтрашнего утра! — профессорша забрала бумагу и захлопнула дверь.
Capitolo XIV
Римская империя. 272–274 годы
Алу Констанция усилили дополнительными турмами и приписали к Наиссу. Рядом с городом подготовили место для строительства большого каструма, при котором находилось Марсово поле, пригодное для обучения конницы.
Aniello Falcone — Roman soldiers in the circus, circa 1640
Со времен путешествия в Пальмиру Констанций вынашивал мысли о том, как легкой коннице сражаться с восточными катафрактами. Он затемно выезжал в лагерь и весь короткий зимний день посвящал обучению своих аларисов[17].
Они с Еленой поселились у родителей, и это было несомненной удачей.
В конце февраля ночью Елена проснулась от ноющей боли в пояснице. Давая выспаться мужу, она тихонько лежала рядом, прислушиваясь к толчкам в животе и нарастающим схваткам.
Проснувшись утром, Констанций встретился взглядом с широко распахнутыми глазами жены и сразу все понял.
— Началось?
Елена кивнула, и он немедля привез в дом врача. Тот велел Констанцию выйти и после осмотра известил:
— Ребенок крупный, будем молиться богам и надеяться на лучшее.
Такое известие спокойствия Констанцию не прибавило. В тот день он рано закончил военные тренировки и вернулся домой до наступления темноты.
Елена ходила из угла в угол и время от времени шипела от боли. Врач и местная повивальная бабка перебрасывались специальными словами, которых Констанций не понимал. Он бережно поддержал жену и помог ей прилечь. У Елены не было сил терпеть, а у Констанция — смотреть, как она страдает.
Ночью акушерка велела отвести Елену в комнату, приготовленную для родов. Закусив до крови губу, она повисла на Констанции и с трудом прошла несколько мучительных шагов.
Врач усадил роженицу на специальное кресло. Констанция выпроводили за дверь.
Собственное бессилие придавило его тяжким грузом. Евтропий положил руку на плечо и подбодрил сына:
— Елена — здоровая и сильная женщина. Мы с твоей матерью принесли жертвы Люцине, покровительнице рожениц, и даже зашли в дом Христа[18], чтобы поставить свечу за благополучные роды.
Спокойный голос отца придал сил Констанцию. Он слышал, как за дверью закричала Елена, и через мгновенье послышался плач младенца.
К ним вышел врач:
— Хвала богам, родился мальчик!
Через несколько минут, показавшихся Констанцию вечностью, его проводили к жене, и он присел на край ее ложа.
Елена с трудом открыла глаза и прошептала:
— Сын! У нас с тобой сын!
Повитуха принесла новорожденного, и Констанций взял его на руки; это означало, что отец признал ребенка своим. Младенец орал во все горло и беспорядочно размахивал руками и ногами. Повитуха забрала у Констанция ребенка и положила его рядом с матерью. Елена приложила сына к груди.
Вскоре мать и дитя уснули. Констанций прикорнул рядом, но его отправили спать в другую комнату.
По обычаю, на девятый день после рождения сыну дали имя Константин, и в доме устроили праздник. На тренировке кавалеристы Констанция выстроились на Марсовом поле и хором прокричали: «Аве, Констанций! Аве, Константин!» После чего рождение первенца своего командира они омыли добрым вином.