Иван был взбешен, не только из-за грубого обращения с собой, но скорее из-за разодетой Клео, единственной женщины в этом доме, в котором было полно мужчин. Теперь, когда он ее нашел, как ему хотелось грубо схватить ее, отшвырнуть от себя что было сил. Но он не мог этого сделать из-за висевших у него на руках двух охранников Ли Хиня, которые держали его мертвой хваткой.
Открылась одна из дверей, и из кабинета вышел Ли Хинь. Его восточное лицо, как обычно, было неподвижным, а глаза быстро оценили происходящее.
— Отведите его ко мне, — приказал он.
Ивана притащили в личный кабинет Ли и, к его удивлению, оставили там одного, предоставив ему возможность как следует обдумать те немыслимые оскорбления, которые он намеревался бросить в лицо этого китайца. Ему даже хотелось спровоцировать его на дуэль, чтобы расправиться с этим негодяем. Но разве можно вызывать на дуэль человека, который находится ниже его на социальной лестнице!
— Боже, я найду способ добраться до него! — цедил он сквозь зубы.
Дверь отворилась, и в комнату вошла Клео. Она была одна.
Несколько секунд они стояли друг против друга в напряженном молчании. Она сделала незаметное движение к нему, а он наконец дал волю своему гневу.
— Значит, этот китаец увез тебя?
— Месье Ли спас меня от полиции!
— Ты теперь его любовница, как утверждают люди?
Она вздрогнула:
— Нет!
Ивану до боли хотелось дотронуться до нее. Его влечение к ней было таким сильным, что он, чтобы перебороть его, вынул сигару, но руки его так дрожали от волнения, что он никак не мог ее зажечь.
— Конечно, он там оказался совершенно случайно! — сказал он, не скрывая иронии.
— Да, именно так! — В ее глазах появилось насмешливое выражение, точно такое, которое было у нее тогда, когда он впервые увидел ее в пироге. Такая насмешка не появлялась у нее в глазах с того времени, как они стали любовниками. — Да он оказался случайно рядом и, к тому же, предложил мне работу.
Он так сильно сжал рукой сигару, что она сломалась, и он в сердцах бросил ее на ковер. Он видел ее через красноватый туман.
— А этот молодой человек, который был с тобой, тоже входит в круг твоих рабочих обязанностей?
Она вся напряглась, глаза ее холодно блеснули.
— Я не позволила месье Ли вышвырнуть тебя отсюда только по одной причине, я хочу спросить, правда ли то, что он мне сказал. Ты похитил моего ребенка?
— Нашего ребенка, — сказал он мягким голосом.
Она бросила на него ненавистный, смешанный с сожалением взгляд.
— Так это правда или нет? Ты забрал у меня девочку? Где она сейчас? — Голос у нее сорвался, и в нем чувствовалась такая агонизирующая боль, что он сделал шаг к ней, протягивая руки. Но она, ударив его по ним, резко отпрянула и в бешенстве заорала:
— Отвечай! Где она?
— За ней хорошо присматривают, Клео. Обещаю тебе…
— Кто может за ней хорошо присматривать, если рядом с ней нет меня, ее матери? — взвизгнула Клео.
— Кто этот молодой человек, который был с тобой на лестнице? — спокойно спросил он ее. — Ты с ним спишь?
Она отрицательно покачала головой, слезы текли у нее по щекам. Она снова спросила:
— Где Орелия?
— Ты только что переспала с ним?
— Нет! Говорю тебе — нет! — закричала она. — Это мой преподаватель.
— Преподаватель? — повторил он, раскрыв от изумления рот. — О, черт подери…
— Если ты когда-то на самом деле любил меня, Иван, то скажи, где мой ребенок. Что ты с ней сделал? Я думала, что, может, Мейзи с Бертой ее продали. Или же твоя жена захотела навредить ей.
Лицо его помрачнело и напряглось, как всегда, когда она упоминала о его жене.
— Она ничего не знает о существовании Орелии.
Глаза Клео вспыхнули.
— В таком случае, может, она поможет мне?
Иван застонал. Охватившее ее неподдельное отчаяние не могло его не тронуть. Он не предусмотрел всех последствий принятого им решения, и постепенно его гнев уступал место вызывающему у него ужас осознанию того, какой переполох он вызвал, какой опасностью все это грозило его дочери.
— Клео, дорогая, нельзя любить тебя больше, чем я, и точно такие чувства я испытываю к нашей Орелии. Я сделал то, что считал самым лучшим для нее выходом. Орелия живет в добропорядочной католической семье, у нее есть кормилица. О ней там прекрасно заботятся. Они думают, что она сирота.
— Сирота? — в ужасе вопросила она.
— Клео, я говорю тебе, что за ней хорошо…