— Я хотела получить золотую монетку, — призналась она.
— Теперь ты ее потеряла, а у меня больше нет. Я тоже потерял свои деньги. — Он не ожидал, что она девственница, и теперь чувствовал к ней особую нежность с примесью раскаяния.
— А у меня есть нож для свежевания, — сказала она ему, отвязывая его от бедра. Сев с ним рядом, она снова привязала нож.
Иван спросил:
— Сколько тебе лет, Коко?
— Семнадцать.
— Если ты отвезешь меня назад в таверну, где я оставил свой экипаж, — сказал Иван, — я возвращу тебе потерянные деньги.
— Хорошо, — сказала она.
Обратный путь был довольно коротким, и они проделали его в полном молчании. Коко подгребла к берегу за триста футов от причала для рыбаков. Оттуда среди увитых ползучими растениями дубов вилась узкая тропинка, ведущая к опушке, на которой стояла таверна, обращенная тыльной стороной к болоту. Они простились.
Иван, выпрямившись, как ни в чем не бывало прошел мимо Рафа, сидевшего на крыльце заднего входа, с выпученными от удивления глазами, и вошел в просторную кухню, стены и пол которой были обиты досками из кипариса. Из-за двери в салун до него доносились голоса и смех мужчин, распивавших бутылочку после рабочего дня. Крепко сбитая, невысокого роста женщина стояла возле печи, помешивая что-то в большой железной кастрюле.
Она испуганно посмотрела на Ивана.
— Боже мой, месье, вы свалились в ручей?
— Увы и ах, — мрачно ответил Иван. — Не могли бы вы привести в порядок мою одежду, мадам? Не могу же я в таком виде вернуться домой.
— Конечно, конечно! Но ваш сюртук уже никогда не будет таким, как прежде, — с сожалением в голосе сказала она, а потом крикнула: — Жак!
На пороге кухни появился хозяин.
Увидев Ивана, он громко рассмеялся:
— Что случилось, приятель? Вы похожи на мокрую крысу! Она окунула вас, да?
— Это я окунул нас обоих. Будь проклята эта пирога!
— Она — мул любого кайюна. Она доставит вас куда угодно, если вы только умеете управлять ею.
— Но мне этого не дано, как вы, вероятно, уже заметили. Принесите мне виски, Жак!
— Сию минуту, месье, сию минуту!
— Жак, ты не можешь одолжить месье свою чистую рубашку и брюки. А я пока вычищу его костюм. Какой прекрасный костюм, но весь в болотной грязи, от него несет плесенью. Какая жалость!
— Это моя жена, — сказал Жак, обращаясь к Ивану. — Только она и сможет вычистить ваш костюм от грязи, больше никто, мадам Большой Жак. Пошли!
Он проводил Ивана в соседнюю комнату, в которой, вероятно, они жили. Там стояла кровать, большой шкаф, стол и стулья.
— Вы нашли охотника на аллигатора? — спросил он, роясь в своих вещах. — Нет? Может, послать кого-нибудь еще? Они будут наверняка велики, — предупредил он его, протягивая брюки, но у меня других нет.
— Благодарю вас и за это, — сказал Иван. — Пришлите моего грума, пусть поможет… Пора ему привыкать ухаживать не только за лошадьми.
В лохани, куда вылили котел горячей воды, Иван тщательно вымылся. Тем временем на кухне гладили его костюм. Чтобы скоротать время ожидания, Жак принес бутылку виски и сам посидел с гостем несколько минут.
— У этой девушки есть африканская кровь? — спросил Иван.
— У Коко? Нет! Есть сабинская, но она такая же горячая.
— Как вы сказали?
— Сабинская, а что?
— А что это означает?
Жак пожал плечами.
— Одно из племен, живущих на болоте.
— Какое племя? — настаивал на своем Иван. — Индейское?
— Да. Мать Коко была дочерью китайского рыбака и женщины-индианки. Наварро, насколько мне известно, португалец.
— Азиатка! — воскликнул Иван. Теперь ему было понятно, почему у Коко такой необычный оттенок кожи, — не красноватый, не белый, не желтый, а мягкий, золотистый.
— Все перемешалось, как в похлебке, весело заметил Жак, — но в результате вышло красиво, не находите? Говорят, ее мать ведет свою родословную от какой-то индейской принцессы. Но она носит французское имя, — хитро добавил он. — А теперь, месье Кроули, мне пора идти к клиентам. — Осушив стаканчик, он вышел.
Иван, не желая разделять их компанию, выпил в одиночестве. Все его мысли были заняты этой странной встречей с девственницей на болоте. Он не сильно гордился своим поступком и до конца не понимал, как это все произошло. Несколько его знакомых среди плантаторов завели себе темнокожих любовниц в Новом Орлеане, но он хранил верность Элизабет вот уже пять лет.
Ему очень хотелось знать, что думает Коко об их страстной встрече. Он все время вспоминал ее застенчивую улыбку и удивление в ее прекрасных глазах. Он старался облегчить свою совесть, убеждая себя в том, что при том образе жизни, который она вела, не пользуясь ничьей защитой, кроме поглощенного только выпивкой отца, она все равно потеряла бы девственность с каким-нибудь другим мужчиной, но это его не успокоило.