Уже вечером 6 сентября Коноэ пригласил Грю на тайное совещание. Они встретились в доме общего знакомого. Посол приехал в автомобиле, с которого были сняты все знаки, указывавшие на принадлежность машины к дипломатическому корпусу. За поздним обедом премьеру и послу прислуживала только дочь хозяина дома; Коноэ заверил Грю, что о встрече никто не знает (на самом деле он получил согласие основных министров на нее). Премьер, разумеется, умолчал, что днем состоялось совещание у императора. Но Грю все равно почувствовал нечто необычное: собеседник заклинал его устроить встречу с Рузвельтом, ибо, хотя позиция Хэлла, как выразился Коноэ, "была блестящей с точки зрения принципа", конкретные проблемы можно решить лишь с президентом.
Грю немедленно сообщил в Вашингтон об усилиях японского правительства достичь "конструктивного примирения"{205}. Хэлл и К°, однако, по-прежнему приглашали японцев присоединиться к высоким принципам международных отношений.
Несмотря на новые просьбы Коноэ сообщить предложения США, американские руководители уклонялись от определенного ответа. Многочисленные документы, которыми обменялись в сентябре и первой половине октября США и Япония, не подвинули переговоры ни на шаг. Американская сторона в лучшем случае предлагала японцам еще раз изучить ноту Хэлла от 21 июня. В ответ японские представители прямо обвинили американских дипломатов в том, что они отказываются "выложить карты на стол".
Грю, находившийся в Токио и имевший возможность вплотную наблюдать политическую обстановку в столице Японии, не мог понять неуступчивости собственного правительства. 29 сентября он предупредил Вашингтон: если встреча между Коноэ и Рузвельтом не произойдет, тогда правительство падет и будет заменено "военной диктатурой, которая не захочет избежать столкновения в лоб с Соединенными Штатами"{206}. Отправив телеграмму, посол пометил в своем дневнике: "Для премьер-министра Японии потрясти все прецеденты и традиции, а в этой стране их так чтят, и выразить желание явиться со шляпой в руке для встречи с президентом США на американской земле - одно это служит мерилом решимости правительства ликвидировать громадный вред, причиненный отчуждением нашей могучей и потенциально разгневанной страны"{207}. Однако Рузвельт упорно отклонял все попытки японского правительства убедить его встретиться с Коноэ.
Неуступчивость Соединенных Штатов привела к резкому падению престижа правительства Коноэ в Японии. Напрасно он силился убедить военных, что на переговорах с Рузвельтом, если когда они и состоятся, он будет с ними. Напрасно он обращал внимание на список "миролюбивых" генералов и адмиралов, включенных в делегацию. Они принадлежали к крайней военщине, некоторые из них знали даже о подготовке Пёрл-Харбора! Главный представитель от флота адмирал Иосида, в прошлом военно-морской министр. От армии - заместитель начальника генерального штаба генерал-лейтенант Осаму Цукада. А чего стоил "маньчжурский Лоуренс" генерал-лейтенант Кэндзи Доихара, возглавлявший японские спецслужбы в Китае. Экстремистам все было мало, они требовали призвать более энергичных людей к управлению страной.
Тодзио пришел
20 сентября на очередном заседании Координационного комитета военные предъявили Коноэ ультиматум - вынести решение о начале военных действий не позднее 15 октября. В противном случае вооруженные силы не смогут должным образом подготовиться к операциям в конце года. Военные планировщики рассчитали, что весенняя распутица в Сибири кончается в марте. После чего возможны операции против Советского Союза. Исходя из этого, на овладение районом Южных морей отводилось 120 дней. Следовательно, войну против США и Англии нельзя начать позднее начала декабря{208}.
Коноэ впал в отчаяние. Он уехал "отдыхать". Злоязычные в столице давно заметили странное совпадение: стоило назреть кризису, как премьер ощущал острую потребность в отдыхе. 1 октября он вернулся к делам, а 2 октября пришел, наконец, ответ из Вашингтона: Рузвельт отклонил предложение о встрече.
Коноэ поделился с коллегами давней мечтой стать монахом в буддийском монастыре. Тодзио заметил, что в жизни человека бывают такие случаи, когда ему лучше прыгнуть с закрытыми глазами с террасы Кийомиятцудера (буддийский храм в окрестностях Киото), нависшей над обрывом. Коноэ согласился, что такая идея может прийти человеку в голову, но он, как премьер страны, не может согласиться, что именно так следует решать проблемы, стоящие перед Японией.