Когда все официальные лица разошлись, ещё раз уверив гостей в нерушимости советско-чехословацкой дружбы, Фердинанд Бомжик устало опустился на диван и рассеянным взглядом оглядел номер.
— Что ни говорите, пан Иоганн, но есть определённая прелесть в русском гостеприимстве.
Президент в раздражении ударил кулаком по столу:
— Фёдор Михайлович, в последний раз напоминаю…
— Ой, извините, Иван Дмитриевич, просто немного расслабился. Коньяк в сочетании с водкой действует так умиротворяющее. Ещё бы пива сейчас.
— Почему бы и нет? — полковник снял трубку стоящего на тумбочке телефона и набрал номер из списка на стене. — Алло, ресторан? Что? Как закрылись? Уже половина третьего ночи? Не может быть…
— Так оно и есть, товарищ президент, — Бомжик посмотрел на часы. — Придётся ложиться спать и потерпеть до утра.
— Ну уж нет! — Штоцберг решительно направился к двери. — Мне Андрей Феликсович рассказывал про Нижний Новгород. Это цивилизованный город, а значит пиво здесь есть круглосуточно. Вы со мной, Фёдор Михайлович?
— Что, прямо так?
— Хотите надеть смокинг, цилиндр и лайковые перчатки?
— Нет, Иван Дмитриевич, но может стоит сменить чешскую форму на настоящую?
Когда Штоцберг с Бомжиком переоделись и спустились из номера в холл, девушка-администратор за стойкой мирно спала, уронив голову на раскрытый учебник высшей математики. Но при звуке шагов по мраморной лестнице она встрепенулась.
— Товарищи командиры решили прогуляться?
— Ага, — кивнул полковник. — Пива вот попьём и вернёмся. Кстати, а не подскажете, что из приличного ещё работает?
— Не знаю, — девчушка на несколько мгновений задумалась. — Надо у дяди Пети спросить. Он наверняка знает.
— А где его искать?
— А не надо меня искать, — послышался тихий голос за спиной.
Штоцберг обернулся. Седой дед с кудрявой бородой, серьгой в ухе и автоматом Томпсона на плече дружелюбно улыбнулся. Видимо он выполнял здесь обязанности швейцара, о чём можно было догадаться по мундиру с галунами и штанам с жёлтыми забайкальскими лампасами.
— Дядя Петя сам кого хочешь найдёт. Дядя Петя — это я. Будем знакомы.
Полковник пожал протянутую руку, с удивлением обнаружив у деда твёрдую как конское копыто ладонь. Такая может быть только от постоянных упражнений с саблей. Или шашкой, если судить по лампасам.
— По пиву собрались? — уточнил швейцар, осматривая офицеров. — А где оружие?
— Зачем?
— Как это? Да вас первый же патруль и загребёт. Леночка, выдай товарищам пистолетики, — распорядился дед.
— Это мигом, Пётр Сергеевич, — девчушка распахнула стоявший за стойкой большой несгораемый шкаф и чуть не полностью скрылась внутри. — Наганы подойдут?
— Сдурела девка? Будто не знаешь, что у них кобуры потёртые. Товарищи из старшего комсостава будут, им с такими ходить неприлично.
— Ещё маузеры есть, — послышался грохот чего-то упавшего и деревянный стук. — С перламутром.
— Не пойдёт, — забраковал выбор дядя Петя. — Они только с кожаными куртками носятся. Посмотри ещё, там на второй полке снизу новые браунинги были, только позавчера из ОГПУ прислали.
— Извините, Пётр Сергеевич, а к чему всё это? — полюбопытствовал Штоцберг. — Мы же не на войну идём, а только в пивную.
— Вы откуда такие тёмные? — удивился швейцар.
— Да это президент Чехословакии со своим начальником Генерального Штаба, — донёсся голос из шкафа. А ещё через мгновение перемазанная ружейным маслом девчушка положила на стойку пистолеты. — Только вчера вечером заселились.
— Вот оно что! То-то я смотрю — говор у них чужой!
— Так всё же зачем? — переспросил полковник.
— Как это, мил человек? — дядя Петя погладил свой автомат. — А ежели преступление какое увидите, теракт там, или прочее непотребство? Непротивление злу — грех. И не только по Божьим законам, но и по человеческим. Статья пятьдесят восьмая, часть четырнадцатая.
— Сурово, — заметил майор Бомжик.
— Зато справедливо, — Пётр Сергеевич положил "томмиган" на стойку. — Прибери-ка его, Лена. А я, пожалуй, провожу товарищей. А то как дети, ей Богу. Одно слово — Европа.
Улицы ночного Нижнего были тихи и пустынны, только двое рабочих, приставивших лестницу к стене старого дома, откручивали табличку с названием и увлечённо разговаривали матом.