Теперь я вижу, чем парнишка отличается от своего носителя. В его глазах настоящие чувства. Сейчас они смешаны в дикий коктейль: эйфория, радость избавления, тревога.
– С Айгуль все хорошо, парень, не переживай. Я тут самый пострадавший из всех, – отвечает Дэн с иронией, – чуть было не совершил полёт в один конец.
Всё-таки у Ларса к Айгуль всё до такой степени серьёзно, что даже через гнёт пришельца прорывалась истинная симпатия хозяина тела. Это можно было бы использовать в борьбе с иноземным злом. Но что уж теперь?
Теперь остается смотреть на странное существо. Могучее зло, которое сейчас собрало себя из подручных материалов, и выглядит достаточно несуразно. Хлебнув чужого раскаяния, оно прониклось ранее неведомым познанием, прозрело, но потеряло себя, свои цели и то, от чего получало удовольствие. Ему срочно нужно задать новый смысл существования, иначе неизвестно, куда его теперь может занести.
– И как же ты собирался покончить с собой, если погибло бы только тело Ларса? – сощуривает глаза Дэвид в сторону землянисто-травяного. – Признавайся, просто хотел смотаться?
Охотник стоит, чуть задвинув меня за спину, интуитивно прикрывая от вселенского зла. Только уберечь, если то вновь пойдет в атаку, вряд ли сможет.
– Не подумал, я так сжился с телом парня, что уже ощущал себя землянином, – растерянно отвечает чучело. – Да и чтобы «смотаться», мне не надо никуда прыгать. Покинул бы Ларса, да и всё.
Всё-таки межгалактический гонор прорывается в пришельце. Но на соломенном «лице», как ни странно и удивительно, отражается боль. Он понимает, что сбежать от самого себя не получится.
– Как же мне жить дальше, если я даже убиться не могу?
– Плохо тебе? Отходняк? А ты начни что-то исправлять, – предлагает Дэн. – Что-то же еще в твоих силах?
Пришелец вскидывает голову, смотрит куда-то поверх нас.
– Да-да-да-да, – бурчит себе под нос. – Я же угробил свой собственный мир. А если попробовать?..
Он словно уже не здесь. А через несколько секунд мы уже видим на этом месте только небольшую горку камней и пожухлой травы.
– Э, а где же извинения, признания, цветы даме, выпить на брудершафт? – разочаровано тянет принц.
– Меня больше беспокоит, как бы он не вернулся и не вселился еще в кого, – замечаю я.
– Айгуль присмотрит, – жарко шепчут мне в ухо.
Резко поворачиваюсь. Я даже не заметила, как Дэйв вновь тихо подкрался сзади.
– Да и вселится он может только в проводника. Правда, до недавних пор это можно было сделать лишь с согласия оного, – продолжает охотник. – Зато теперь мы знаем, как свести его или такого, как он, с ума. Надо только посетить мёртвый мир, понабрать запечаток позаковыристей.
– Ты же видел, как я её прихватила! И ничего не сказал, – доходит до меня.
– Моя девушка – эджер, она сама знает что где брать и для чего, – отвечает Дэвид, пожав плечом.
– В том-то и дело, что не знала, зачем мне это было нужно!
– Но пригодилось же, – улыбается в ответ.
Как же ему идёт улыбка! А еще он назвал меня «своей девушкой».
***
– Я тебя очень прошу, верни мне это.
Дэвид тянет руку к сердечку-запечатке, что висит у меня на груди.
– Моё, – прикрываю я кулончик ладонью.
– Дурочка, ты же видела, как подействовала такая штука на пришельца.
Охотник кладет свою лапищу поверх моей.
– А я вот и не думала, что ты такой, – ворчу.
– Какой?
Карие глаза внимательно изучают моё лицо.
– Подарки отбираешь? – дую губы.
Девочка я или кто? И пусть мне почти тридцатник.
А ведь так все хорошо начиналось! Мы наконец-то выбрались на свидание. Дэвид спросил, куда я хочу. И я повела его в картинную галерею. Интересно было посмотреть на него на моем игровом поле. Конечно, я не думала, что он сможет испытывать тот восторг и вдохновение, что чувствую я, глядя на тронувшее меня произведение изобразительного искусства. Все-таки это не всем дано. Дэйв и так целостен и прекрасен. Но я ошиблась.
Мы зашли в зал, где висели три картины. Я знала, какое они производят впечатление, поэтому смотрела на лицо Дэвида. Сначала он не скрывал изумления, потом взгляд стал проницательнее, словно он включил эджерский взор, затем на губах промелькнула улыбка, и, наконец, он расслабился, наслаждаясь открывшимся чудом.
Когда он оторвался от созерцания, перевел на меня теплый взгляд:
– Я думал…
Я лишь кивнула. При первом взгляде, казалось, что на листах в рамках ничего нет, просто белый фон. Вглядываешься, понимаешь, что с них льётся свет. И лишь затем начинают прорисовываться очертания цветов, силуэты домов, церквушек. Прозрачные акварели затягивают в свой мир, где чистота и радость. (*см. сноску)