Черная крыса, облазав стол, забралась на штору. Похоже, она тоже не знает, что искать.
В дверь стучат. Входит Гражина.
– Влодзимеж, ты меня больше не любишь?
Не до тебя мне сейчас, девушка! Как я могу любить тебя, если впервые вижу? И вообще я не по этой части.
Она меняется в лице, задумчиво смотрит на меня.
– Дорогой, время настало? Пора?
Что пора?
Кажется, я произнесла это вслух.
– Ты просил, если увижу, что ты не в себе и задаешь странные вопросы, отвезти нас на место истины.
Так, дирижер все-таки как-то позаботился обо мне.
– Поехали, – киваю я, – только крысика возьму.
– Зачем тебе такое премерзкое животное? Ладно-ладно, молчу.
Крыса прыгает мне в руку, по-хозяйски взбирается по рукаву в район ворота. Гражина ведет по узким коридорам за кулисами театра, мастерски обходя скопления народа. Я только слышу голоса, но никого не вижу. Наконец мы выходим через служебный вход. Вскрикиваю от неожиданности: дальше идти нельзя. Там, где кончаются мраморные ступени, вся поверхность земли покрыта черной жижей. Это похоже на жидкий гудрон. Здесь нет тротуаров, фонари прикреплены к стенам домов, которые торчат из вязкой субстанции, точно серые редкие зубы неведомого чудовища. Мне даже кажется, что я чувствую запах химикатов. Становится не по себе от безжизненности городского пейзажа, здесь нет улиц, а значит, нет и людей, лишь желтоватые блики от света на черной поверхности.
– А если я туда наступлю, что будет?
Гражина бледнеет:
– Что с тобой? Не вздумай!
– Как же вы здесь передвигаетесь? – спрашиваю я.
– Вы? Ты хотел сказать «мы»? Вот так.
Девушка нажимает кнопку на маленьком пульте. К нам, не касаясь черной поверхности, подплывает транспортное средство. Оно очень маленькое и похоже на полусферическую капсулу с ровным основанием.
– Я поведу? – спрашивает Гражина.
Киваю.
– С тобой точно что-то не так! – констатирует она.
Капсула, кажется, рассчитана на одного человека, кроме того, на сидении уже лежит скрипичный футляр.
– Ты же понимаешь, что я не могла оставить скрипку в театре? Она слишком ценна, – вроде бы оправдывается моя спутница.
Мы утрамбовываемся в пепелац, крысик на плече недовольно попискивает. Девушка всучивает мне в руки скрипку, что-то набирает на экране, нажимает какую-то кнопку, и мы плавно трогаемся. Похоже, набор координат и нажатие пуска здесь и считается вождением.
То ли плывем, то ли летим мы совсем недолго. Унылый городской пейзаж остается позади, перед нами расстилается черное, блестящее в лучах солнца, вязкое море. Выглядит это страшно, бескрайняя равнина мертвой черноты.
– Что это? – спрашиваю я.
Девушка понимает, что с ее Влодзимежем что-то не то, поэтому уже без расспросов объясняет:
– Несколько лет назад появилась темная лужа посреди города. Сначала люди удивились, но посчитали, что это нефть бьет из-под тротуарных плит. Нефть – вещество совершенно бесполезное, но оно есть в недрах планеты. Ученые сделали экспертизу, это не нефть, мы не знаем, что это такое, назвали субстанцию ликварнигра. А она все растекалась и растекалась. После этого начали распадаться оркестры.
– Не вижу взаимосвязи между музыкой и появлением черной жижи, – говорю я, скорее, чтобы просто поддержать разговор.
– Влодзимеж, ты говорил, что станешь задавать глупые вопросы. Поэтому объясняю. Музыка для нас – естественное состояние, они двигает нашу кровь по венам.
– Как сердце…
– Мммм, может быть, музыка нужна нам, чтобы дышать, чтобы понимать друг друга. Вечерами, кем бы не работал человек, продавцом или строителем, он обязательно идет слушать живую музыку, это основа нашего существования. Но музыканты начали сориться, оркестры не строили, профессионалы не хотели слушать друг друга. Твой оркестр – наш оплот, все держится на тебе, Люди считают, что если оркестр Влодзимежа распадется, в нашем мире больше не останется музыки, и черная жижа поглотит нас. Мы до сих пор не понимаем, как ты сумел удержать гармонию нашего мира.
Нежные щеки девушки покрылись румянцем, глаза блестели. Теперь понятно, что она боготворила своего кумира не только за талант дирижера.
Вдали показался остров, мы стремительно направлялись к нему. Но теперь нашему приближению что-то противостояло, мы двигались все медленнее и медленнее. В какой-то момент показалось, что мы остановились, но капсула сделала рывок и приземлилась на твердую землю. Мы вышли, я положила футляр со скрипкой прямо на пожухлую траву. Вся суша занимала всего метров двадцать в диаметре.