Матье остановился, сделал шаг в сторону, и его тень отделилась от тени отца.
— Что с тобой?
Мартин быстро оглянулся. За ними никого не было, и дом пропал из виду.
— Ружье, — сказал он.
— Что ружье?
— Я могу попытаться починить, когда Линч вернет его тебе.
— Разве ты не слышал, что нет нужных деталей?
— Может быть, найду. — Мартин полез в карман и достал изогнутую металлическую деталь с небольшой пружиной. — Вот, — добавил он.
Матье отступил назад.
— Ты рылся у меня в комнате, черт возьми.
— Я сделал это для твоего же блага.
— Моего блага? С каких пор тебе важно мое благо?
— Тебе следует быть осторожнее с Линчем.
Матье опустил голову.
— Что произошло с Ренуаром и Саллесом?
— Я не стрелял в них, если ты это хочешь знать.
Мартин вертел карабин.
— Ты мне не веришь?
— Мне плевать на этих двух идиотов.
— И что?
— Я беспокоюсь о тебе.
Матье не смог сдержать нервный смех.
— Черт, я должен записать это где-нибудь.
— Ты больше ничего не хочешь мне рассказать.
— Больше рассказывать нечего. Я не понимаю, почему ты так беспокоишься обо мне, это не в твоих привычках.
— Я был неправ.
— Господи, «неправ»... Может, напомнить, как ты был «неправ», когда я был маленьким?
Наступила тишина, пролетела стая воробьев.
— Да, я никогда не знал, с какого боку к вам подойти...
— Я не из-за шрамов от ремня сержусь. А потому, что, если у меня появятся дети, я не уверен, что не буду бить их ремнем, чтобы научить жизни... Я не уверен, что смогу поступить иначе, из-за тебя не смогу. Гнев, который мы накапливаем, должен когда-то выйти наружу.
Тяжелое облако на несколько секунд заслонило солнце. Тени отца и сына исчезли, затем появились вновь, неизменные, все еще на расстоянии друг от друга. Мартин передал деталь Матье.
— Спрячь это получше.
Даже не взглянув на отца, Матье засунул предмет в карман. Они помолчали, затем Мартин достал пачку сигарет и нервно протянул сыну. Матье отказался.
— Не надо, у меня свои есть. Я пойду, если тебе больше нечего мне сказать.
— Обожди!
— Что еще?
— Я хотел бы попытаться исправиться.
Матье холодно посмотрел на отца.
— А зачем? Одно и то же животное два раза выдрессировать нельзя.
Мартин смотрел, как сын уходит; он так и стоял, протянув руку и судорожно сжимая пачку сигарет.
3
Она пришла с юга, в сумерках, и навалилась на долину, широко разинув рот, плюясь песком без запаха и вкуса. Она возникла неизвестно где и как, в краю дюн и восстаний. Поднимаясь вверх по реке, как по оврагу, она гнула к земле, вертела, выпрямляла, вырывала с корнем; в зависимости от породы и возраста деревьев это было то легче, то сложнее, и все это сопровождалось ужасающим шумом. Эта орда великанов шла прямо вперед, не заботясь о том, куда ступать, что раздавить или пощадить, и было видно, как по мере ее продвижения гаснут огни, как будто огромный рот задувал их, как свечи. Люди и животные прятались — в дуплах, в норах, в колючках, за стенами, все затаились, всех охватил один и тот же страх. Лучше пострадать от гнева, чем умереть.
В течение двух часов буря ревела, ее вихри разрушали, валили или наталкивались на препятствия. Люди делали все возможное, чтобы противостоять буре, наскоро латали крыши. Они ждали, когда она ослабеет, пройдет и окунется в безлунную и без звездную ночь, чтобы продолжить свой путь, чтобы с ревом унестись прочь. Куда и как, не имело значения, лишь бы подальше. Затем обрушились потоки воды. Дождь иногда пробивал крыши, несмотря на все усилия людей. Когда он наконец прекратился, люди стали ждать рассвета, не в состоянии уснуть.
Когда наступило утро, двери открылись и показались изможденные и побледневшие лица. Жители отправились исследовать повреждения. По всему городу улицы были усеяны битым шифером, как будто какой-то великан решил посбивать черепицу. На оголенной колокольне между балок каркаса виднелся колокол. И еще до семи часов колокол тихо наклонился в одну сторону, потом в другую и начал звонить, как сердце, восстанавливающееся после инфаркта.
Это был не первый случай, когда людям пришлось восстанавливать постройки, и не последний. «Катастрофы заставляют людей идти вперед», — любил говорить один человек в тяжелой мантии мечами, сложенными крестом.
Свет возвращался в дома по мере того, как шли дни, — в зависимости от расстояния до электростанции. Затем каждая семья убрала керосиновые лампы обратно в шкаф, а свечи — в ящик. Жители постепенно сотрут видимые следы урагана, но не забудут о нем; что касается леса, то он позаботится о себе сам. Ему нет дела ни до времени, ни до хаоса. Люди лес совершенно не интересовали.