В 10:20 она уже была в метро, а без пяти одиннадцать сидела за столиком в кафе. Дядя Леня оказался пунктуальным, как и подобает старому менту-полковнику. На современного полицейского он походил мало - вредил довольно-таки внушительный пивной животик.
- Привет, детка! Как дела?
- Да вашими молитвами, дядя Леня!
- Ага, днем не сплю, ночью не ем, все за тебя молюсь! Выкладывай!
- Тут дело весьма деликатное. Надо документы украинские одному москалику сделать.
- А с каких это пор ты про москалей заботиться начала?
- Тут такое дело, дядя, Леня, долго рассказывать.
- Ну надо, значит надо ...
Дядя Леня всегда нравился ей тем, что не задавал лишних вопросов.
- Пять штук евросоюзовских, и дело сделано. Для тебя - штука скидки.
- Вот, а говорят, что новая полиция не берет ...
- Пусть себе говорят. Может, кто-то и поверит.
- ОК, когда будет готово?
- Где-то через неделю. Я тебе звякну.
- Хорошо, пароль "Марсианин".
- Ты бы еще что-то венерическое придумала, козюлька! Ладно, "Марсианин", так "Марсианин". Он хоть язык знает, не проколется?
- А мало ли у нас русскоязычных манкуртов? Ничего, изучит!
- Твоя правда!
- Хорошо! Асталависта, сеньор!
- Пока, вертихвостка!
Они допили кофе и разошлись.
С языком, действительно, была проблема. По-русски здесь говорил чуть ли не каждый второй, но не с таким акцентом! Юлия вспомнила, что в АТО, в роте вместе с ней служил некий Олег, в "миру" - преподаватель украинской филологии в Могилянке. Ему оторвало ногу осколком из "Града" почти до колена, и сейчас он был на реабилитации. Славился он тем, что мог научить говорить по-украински обезьяну или даже Николая Яновича, жаль, что он своевременно к нему не обратился. За месяц вся рота щебетала по-украински, словно из словаря Гринченко, вместе с "донецкими" и "криворожскими". Она набрала его номер:
- Привет, Олег!
- Привет, боевая подруга, как дела?
- Да может быть. У меня к тебе просьба.
- Для тебя - звезду с неба!
- Нет, звезды не надо, мне планету, Марс! Точнее, одного из ее жителей.
- Нет проблем, доставим!
- Если серьезно, то одного москалика надо научить говорить по-украински, или хотя бы по-русски но без московского "аканья".
- С русским киевского образца - проблематично. Давай уже научу говорить по-украински.
- ОК. И сколько времени надо?
- За месяц будет петь, как воробышек, не отличишь от уроженца Галичины. Но начинать надо уже, потому что через месяц еду в Германию на протезирование.
- Как мне его, к тебе водить?
- Нет, я уже на костылях скачу, как горный козлик. Лучше у тебя, чтобы не светился.
- ОК! Где-то к шести вечера подходит?
- Да. Тогда завтра?
- Нет, сегодня!
- Как спешно! Хорошо идет, договорились. А что за тип-то такой?
- Ай! Придешь - увидишь сам!
- Заинтриговала, однако!
- Вы будете весьма удивлены, сэр!
- Не "сэр", а "господин"!
- Хорошо уже! Вы будете весьма удивлены, господин!
- О!
- Хорошо, до встречи! Ты и дальше пьешь только текилу?
- Да, с оливочкой!
- Хорошо, пока, солнце!
- Пока, птичка!
Так, об основных двух вещах договорились, что остается? Одежда, но это мелочи, купим, а дальше по плану, только бы увидеть, как наш инопланетянин стреляет. Но для этого есть Дима.
Так, план. Теперь план. Прокрутить в голове все детали, чтобы нигде не было сбоя, чтобы все пошло гладко, как по маслу. План и только план.
2. План
План мести зародился в ее голове давно. Возненавидела она своего бывшего отчима еще с того момента, как он впервые появился в этом доме. Какое-то физическое, почти патологическое отвращение с первого же взгляда. Правда, выглядел тот довольно интеллигентно, был одет, как щеголь, и каждый раз дарил маме цветы. Причем достаточно дорогие цветы. К тому времени орхидей в Киеве почти не было, но он как-то умудрялся их доставать, понятно, за бешеные деньги. Поскольку жили они довольно бедно: мама работала на бывшем военном заводе, который с распадом Союза должен был вот-вот развалиться, то она, разумеется, руками и ногами вцепилась в этого весьма импозантного и, на первый взгляд, хорошо воспитанного еще не старого мужчину. Вскоре они сыграли свадьбу, правда очень скромную, учитывая состояние отчима. Они с мамой и маленькой Юлей сразу перебрались жить к отчиму, а свою квартиру сдавали. Причем деньги за аренду шли сразу на банковский счет отчима. Сначала он вел себя с Юлией прилично, покупал игрушки, книги, даже купил компьютер, как только эти чудо-устройства начали появляться в продаже. Иногда водил в школу. На Юлии красовался ранец из натуральной тоненькой кожи. Такого в школе не было ни у кого. В общем, такой себе идеальный отец.
Впервые он проявил свое истинное нутро в тот день, когда Юлии исполнилось двенадцать. Гости уже разошлись, мама мыла на кухне посуду, а Юля помогала сносить грязные тарелки со стола. Когда она собирала со стола последние тарелки, он незаметно подошел сзади и засунул свои липкие руки ей под блузку, касаясь грудей, которые едва начинали почковаться. Юлия едва не вскрикнула, но сдержалась, потому что боялась, что услышит мама. Она только бросила на него такой взгляд, что он отшатнулся и выпрямился, как солдат, стоящий по стойке "смирно". Скорчив неловкую мину, извинился, сказав, что во всем виноват лишний алкоголь. Впоследствии ничего такого не случалось, он и в дальнейшем корчил из себя идеального внимательного отца, вплоть до момента, Юлии в то время было почти пятнадцать, когда впервые ночью зашел в ее спальню. Эту ночь она не забудет никогда! Она еще не спала, но уже погасила свет. Он вошел в спальню, зажег ночник, откинул одеяло и резким движением задрал ее ночную рубашку. Она притворилась, что спит, а он спустил штаны и медленно начал мастурбировать. "Воробышек" его долго не хотел подниматься, и он добавил интенсивности. В конце концов, тот все-же поднялся, но как-то вяло, и минут через пять с груди отчима вырвалось какое-то дикое рычание, а на ковер что-то закапало. Затем он забросил одеяло обратно, погасил ночник и вышел из комнаты. Юлии захотелось блевать, но она боялась выйти из комнаты. Юля не спала всю ночь, но утром, ничего не сказав никому, как всегда пошла в школу.
Где-то с полгода это не повторялось. Он взял ее впервые, она точно помнила эту дату, 12 апреля 2002 года. Она погуляла немного вечером с подругами и вернулась домой довольно поздно, мамы в то время не было дома, уехала к бабушке в деревню. Отчим сидел на кухне. Перед ним стояла уже почти пустая бутылка коньяка и полная пепельница окурков. Выглядел он довольно-таки неловко, на лице словно застыла какая-то странная гримаса. Юля наскоро поужинав, пошла в свою комнату, зажгла ночник и начала что-то читать. Он появился минут через пятнадцать в майке и штанах с расстегнутой ремнем. Он закрыл ей рукой рот, спустил штаны, поднял одеяло, перекинул девушку в сторону и пристроился сзади. Далее почти ничего не помнила. В голове ее только что-то стучало в такт с его движениями, и эта невыносимая боль внизу живота, и этот запах, который будет преследовать ее долго: смесь алкогольного перегара с сигаретным дымом. Затем он встал, застегнул штаны и сказал каким-то не своим голосом:
- Что-либо кому-то скажешь - убью!
Это повторялось довольно таки регулярно, вплоть до момента, когда однажды уже взрослая Юлия не удержалась и расцарапала ему лицо до крови. Царапины были довольно глубокие и долго не заживали. Она не знала, что там он говорил маме и на работе. В конце концов, на маму последнее время он обращал мало внимания, и разговаривали они между собой редко. Так, впопыхах на кухне о каких-то бытовых несущественных вещах. Мама к тому времени серьезно переболела и выглядела, разумеется, не лучшим образом. Отчим обращал на нее все меньше внимания, приходил домой поздно и часто под "шафе". А в один прекрасный день появился с какой молодой блондинкой и прокричал с порога, чтобы они с мамой выметались из его квартиры завтра же. Мама к тому времени уже нигде не работала, завод, конечно же, развалился. В их двухкомнатной квартирке жили квартиранты, их сразу не выгонишь, ибо заплатили вперед за полгода, так что они ночевали у маминой подруги, у которой самой было двое детей, в ее двухкомнатной квартире. Мама пошла торговать на базар овощами и они как-то перебивались с хлеба на воду. Вскоре мамы не стало - умерла от рака, так и не оправившись от предыдущей операции. Юля с тетей, которая была моложе на пятнадцать лет чем мама и старше Юлии лет на десять, поселились в их старой квартире. Тетя была еще и вертихвостка, в голове у нее были лишь мужчины и гулянки, так что дома у них были перманентные вечеринки, которые зачастую заканчивались групповым сексом. Юлию, правда, никто не трогал, потому что сразу получал отпор: пощечину по лицу, а то и пинка между ног.