С берега, из темноты, донеслось:
- Удачи, тебе! С нетерпением ждем возвращения!
… В Дарданеллы входили рано утром. Костя, стоя у левого борта, с волнением ждал, когда появятся казармы Галлиполийского лагеря, в котором они прожили целый год, после ухода из Крыма. Тяжелейший год. Год голода, разочарований и душевных терзаний. Некоторые сводили счеты с жизнью, некоторые пытались вернуться в Россию, многие уезжали в Америку и Европу. С борта баржи виделось будто все осталось практически без изменений, здесь время словно замерло. Генуэзская башня, в которой была гауптвахта, баня на пляже и мечеть вертящихся дервишей Тэке, где жили юнкера. Все угадывалось в утренней дымке.
- Ностальгия? – за спиной тихо остановился капитан. – Бывал здесь?
- Нет, господин капитан. Просто красиво. Любуюсь.
- Чем тут любоваться? Козами, прыгающими по скалам? Пыль, грязь, скукотища. Азия одним словом. Мне кажется, или ты все-таки из русских?
- Я? С-с-с чего Вы взяли, г-г-господин капитан? П-п-паспорт …
- Ладно, ладно, не волнуйся. В 1920 году я служил на крейсере «Вальдек Руссо». Участвовал в эвакуации Белой Армии из Новороссийска. Потом сопровождал караван русских, уходящий из Севастополя. Как раз здесь они и стояли со своей армией. Ты так пристально всматривался в этот забытый богом берег, что я решил, что ты из них.
- Простите, капитан. Целый год здесь прожил. У меня семья в Геническе осталась. Десять лет ничего о них не знаю. Вот решил с вами… Если не выдадите.
- Не переживай. Я солдат, и что такое честь, знаю не понаслышке. Да и работник ты хороший, какой резон мне от тебя избавляться. Кочегара до Марселя я в России не найду. Пойдем в каюту, расскажешь о себе. Посмотрим, чем можно тебе помочь…
… Ну, запомнил? Возьмешь лодку, в три часа ночи выйдешь в море и будешь грести прямо на Бирючий остров. Вот сюда, - капитан с Костей, голова к голове склонились над картой. – Сориентируешься? Через час ложишься в дрейф и ждешь нас. Мы отходим в четыре утра, лоцмана я не возьму, скажу дорого. На траверзе Бирючего острова мы тебя и подберем, примерно в пять утра. Надеюсь нетрудно найти в рыбацкой деревне лодку и незаметно выйти в море?
- Нетрудно, господин капитан. Я все сделаю. За рыбака сойду. На Бирючий мы часто с братом плавали, не потеряюсь.
- Да, Костя, и побрейся. Рыбак, с такой аккуратной бородкой, это слишком, - капитан ехидно прищурился. – И еще. Во время швартовки сиди в кочегарке и не высовывайся. Не дай бог выдашь себя. А вечером, когда стемнеет, сойдешь на берег. Суток тебе хватит. Твои франки я поменяю на советские рубли и еще добавлю заработанное. Оставишь своим.
Швартовка в Геническе прошла на удивление буднично. Рано утром баржа тихо ткнулась бортом в причал и Костя в иллюминатор увидел расщепленный привальный брус, с которого прыгал в детстве в воду и арбузные корки, плавающие в воде. Сердце чуть не остановилось от этой картины. Он метался по кочегарке, не зная чем себя занять, и поминутно подбегал к приоткрытому иллюминатору, но видел только сапоги пограничника и приклад его винтовки. Когда стемнело, механик вызвал его к капитану.
- Костя, вот документы на имя Мишеля Лакруа. Это хорошие документы. Вот деньги по курсу. Сколько до твоего хутора? Ты говорил верст десять?
- Примерно так.
- Возьми извозчика, не в порту, а где-нибудь в городе. В Генической Горке его отпустишь, дальше пойдешь пешком. Если найдешь своих, пробудь у них сутки, ну а потом как договорились. Если же не найдешь … в любом случае жду тебя либо в порту, либо у Бирючего острова. Удачи.
Костя шел по спящему городу, вдыхая такой родной воздух, пропитанный запахом дегтя и угля со станции, рыбы и водорослей с причала. Его догнала телега. Усатый возница, что-то напевал себе под нос, тянучее и унылое. Разобрать можно было только «Эх!», в конце каждого предложения.
- Дядько, куда правим?
- Та на Стрелку. Сидай, веселей будет.
Костя запрыгнул в телегу и удобно раскинулся на сене.
- А к кому ж ты, хлопец? Что-то я тебя не признаю.
- Та к рыбалкам, дядьку, к рыбалкам. Попробую устроиться на путину.