Пайсано
Ra-Ra-Rasputin
Темный Лорд не смог в свое время понять, что чистокровные роды презирали не только грязнокровок — его они тоже, честно говоря, не очень-то жаловали.
У хозяина «Дырявого котла» Тома Забыл-Как-Его-Фамилия, как всегда, сразу случились и большая удача, и большая неудача. На пятницу, тринадцатое, «Дырявый котел» выкупили юные выпускники Слизерина из самых богатых семей. С одной стороны, на одном таком вечере можно было заработать как за три обычных месяца — Люциус и Рудольф не Хагрид, который за каждую кружку торгуется и постоянно выпрашивает скидку за опт. А если благородные слизеринцы еще и переломают мебель, напившись, как это бывало в их студенческие времена, то лучшего и не надобно дохода — ходи к их семьям и предъявляй постоянно недоимки за три года.
С другой стороны, подвыпившие слизеринцы неизбежно ловили бедного Тома за фартук и спрашивали у него, в курсе ли он, чей он тезка. Трактирщик Том уже научился нужное количество времени изображать недоумение, а потом имитировать благоговейный испуг, но вопросами обычно дело не ограничивалось. По мере употребления дорогих вин благородные сэры начинали предпринимать попытки превратить трактирщика в копию Темного лорда, и это всегда заканчивалось для Тома госпиталем святого Мунго. В прошлый раз его превратили так удачно, что при виде его из святого Мунго разбежались все больные и доктора, а единственный оставшийся в здании пьяный хирург заявил, что лечить Вольдеморта не будет, потому что у Темного лорда нет страхового полиса.
There lived a certain man in Russia long ago
He was big and strong, in his eyes a flaming glow [1]
Но на этот раз разрушения «Дырявому котлу» не грозили: молодые аристократы были серьезны и достаточно молчаливы.
— Наш красноглазый Бонапарт зарвался, — наконец объявил Люциус Малфой, приглашая цвет магического юношества к откровенной беседе, и его обычные спутники Крэбб и Гойл с обожанием посмотрели на босса. Им было за что обожать Люциуса — хотя они были и чистокровными, происхождение у них было торговое, но Люциус всегда протаскивал их на аристократические обеды, где Крэбб и Гойл объедались перепелами и нажирались до икоты арманьяком.
— Мне трудно понять, как применение непрощенки к бродягам-магглам относится к планам по захвату власти над маггловским миром, — продолжал Люциус уже с обычным ледяным спокойствием. — И уж тем более разногласия по поводу жизни маггла не должны быть причиной для ссоры между приличными волшебниками.
— Люциус, ты говоришь о воспитаннике маггловского детдома, — немного брезгливо проговорил Рудольф Лестранж. — Полученное им воспитание предполагает, что превосходство в силе дает право забывать приличия.
— А вот че он на меня своими глазами красными все смотрит? — невпопад брякнул Гойл, отрываясь от своей тарелки. Сидящие за столом аристократы взглянули на него с удивленным пренебрежением. — Смотрит и смотрит… Да ладно, я ничего.
— Мне кажется, господа, что он ищет власти не над магглами, — тихо заметил Эйвери.
Прозрачный намек на то, что полукровка из детдома хочет подчинить себе древнейшие семейства магов был сделан почти шепотом, чтобы у друзей Эйвери была возможность его не заметить, и под видом этого — обдумать.
Most people looked at him with terror and with fear
But to Moscow chicks he was such a lovely dear[2]
На втором часу застолья общий разговор распался и стал более откровенным. В адрес страшного и ужасного лорда Вольдеморта, от чьего имени трепетала вся магическая Британия, в разных концах зала прозвучало много слов, включая нецензурные.
— Послушай, Люц, — захмелевший Рудольф с трудом удерживался от того, чтобы пьяно навалиться на плечо однокурсника. — Ты заметил, как Белла на него смотрит? Просто взглядом раздевает. Ну что она в нем нашла? Ведь ни кожи, ни рожи, как сказала одна грязнокровка, когда в первый раз увидела тестралей.
Люциусу сравнение Темного лорда с тестралем понравилось, и он предложил за это выпить. Его и самого смущал странный интерес Нарциссы к самому сильному и самому грубому магу современности, но пока он выпил недостаточно для того, чтобы рассказывать Рудольфу о своих подозрениях.
He could preach the Bible like a preacher
Full of ecstacy and fire
But he also was the kind of teacher
Women could desire [3]
К концу застолья Люциус услышал еще от нескольких человек те же опасения, что высказывал Рудольф. «Вольдеморта надо убирать, — в первый раз подумал Люциус, которого французское вино и народная поддержка наконец довели до революционных мыслей, — а за Нарциссой хорошо бы присмотреть».
1
Давным-давно жил в России один человек.
Он был большим и сильным, в его глазах пылал огонь.
2
Большинство людей смотрело на него с ужасом и страхом,
Но московские красотки находили его чрезвычайно милым.