— Если все так, как ты говоришь, и мы можем сами выбирать свой путь, — осторожно продолжил отец, — тогда я просил бы разрешения вернуться в пальмовую рощу, чтобы мы могли жить там спокойно и сами зарабатывать на жизнь.
Раав закрыла глаза, ее сердце оборвалось.
Иисус склонил голову, соглашаясь.
— Ты можешь идти, Авиасаф, ты и твое семейство, да пребудет с тобою мир!
Испугавшись, что он уйдет и у нее больше никогда не будет возможности просить о себе, Раав вышла вперед.
— Я не хочу уходить!
Все глаза теперь были устремлены на нее. Отец и братья смотрели с тревогой, мать и сестры со страхом.
Глаза Салмона засияли, и он уже готов был заговорить от ее имени, но она отвернулась от него. Она могла только представить себе, каким нападкам он мог подвергнуться за то, что дал клятву спасти ее и все ее семью. Она не могла рисковать и подвергнуть его позору сейчас. Кроме того, она не верила в силу человека. Пусть Бог будет ее судьей. Если бы Он был орлом, а она мышью, стремглав бегущей в поисках убежища, она все равно хотела бы, чтобы этим убежищем стали Его могучие крылья.
Иисус рассматривал ее, но его взгляд не выдавал его мыслей.
— Ты — Раав, блудница, которая укрыла наших соглядатаев.
— Я Раав.
— И чего же ты хочешь, женщина?
Ее отец принял решение за семью, но у нее была единственная возможность, и на одно мгновение эта возможность была в ее руках.
— Не бойся, — сказал Иисус. — Говори.
— Я хочу жить среди народа Божьего и принадлежать Богу, чего бы это ни стоило.
Иисус повернул голову и посмотрел на Салмона. Раав задержала дыхание, всматриваясь в израильтян. Отдавал ли Иисус Салмону немой приказ казнить ее и всю семью и избавить всех от этой обузы? Обвинял ли он юношу в этой ее возмутительной просьбе? Она почти что представляла себе его мысли: «Как смеет эта бесстыдная блудница думать, будто она заслуживает пребывать среди народа Божъего! Не достаточно ли того, что мы подарили ей жизнь? Разве у нее есть право просить большего? Надо с ней покончить!»
— Если я не могу быть частью народа, принадлежащего Богу, тогда лучше бы я умерла вместе со всеми заблудшими душами там, в Иерихоне!
Отец схватил ее за запястье и крепко сжал.
— Молчи, дочь. Благодари за спасение!
Раав вырвала руку и снова обратилась к Иисусу.
— Я благодарю Бога за мое спасение, но вы сказали, что мы можем решать, и я решила не возвращаться к моей прежней жизни. Я хочу начать жизнь заново. Как если бы я стала новым творением Божьим!
— Она не понимает, что говорит, — сказал быстро отец.
— Она понимает, — возразил Салмон.
— Она всего лишь женщина, причем глупая, — проворчал Мицраим, и в его голосе ясно чувствовались злость на нее и желание заставить замолчать. «И это говорит человек, который готов был вверить свою жизнь стенам крепости Иерихона и идолам, обращенным теперь в прах, погребенным под развалинами», — со злостью подумала Раав, не позволяя сбить себя с толку.
Иисус поднял руку, призывая всех к молчанию.
— Господь явил Свою милость всем вам, — сказал он. — Но к этой женщине Он проявил сострадание сверх всякой меры. Авиасаф, ты получишь просимое. Бери семью и иди с миром. Живите в пальмовой роще так, как хотите. Предупреждаю: Иерихон проклят. Всякий, кто попытается отстроить его заново, поплатится жизнью не только первенца, но и младшего сына.
— А что будет с моей дочерью?
— Если Раав хочет остаться, она может оставаться.
Когда Иисус и двое других израильтян ушли, ее глаза наполнились слезами. Она печально опустила голову.
— Видишь теперь, как оно, — сказал Мицраим, в то время как его жена начала переупаковывать вещи. — Они считают себя лучше нас. Они не хотят, чтобы такая женщина, как ты, жила среди них.
Раав не ответила. Она знала, что он говорит правду. Но не хотела, чтобы он видел ее боль.
— Мы построим тебе дом у дороги, Раав, — предложил Иовав. — Ты сможешь начать прибыльное дело…
— Я остаюсь здесь, — она села.
— Упрямая женщина! Будь разумной!
— Разумной? — она уставилась на брата. — По-твоему, это разумно — уходить от Бога, Который защищает Свой народ?
— Он не защитил наш народ! — вскричал Мицраим, указывая на Иерихон. — Ты еще можешь почувствовать запах сгоревших тел.
— Мой народ там, — возразила Раав, указав на Галгал.
— Я хочу домой, — плача сказала мать. — Когда мы сможем вернуться в наш дом в роще?
— И ты снова вернешься к своим маленьким деревянным идолам? — с горечью в голосе спросила Раав.
— Бог, разрушивший Иерихон, не для нас, — рассудительно ответил отец. — Мы живы, а это главное.