Выбрать главу

Аннулировали шифр, что в переводе с останкинского означает «закрыли передачу», и следом — многолетнее бесцельное блуждание по тринадцати палубам, мемуары в останкинских курилках, а потом и просто в рюмочных за бортом линкора.

Финал — преподавание в телевизионных вузах.

Если всё же ты получал шифр, то выходил из кабинета главного редактора королём жизни.

Ведь это означало, что теперь ты можешь всё.

В твоём распоряжении отныне все тринадцать палуб самого большого линкора Европы — режиссёры, их ассистенты и помощники, операторы-постановщики и просто операторы, художники по свету и просто осветители, студии размером с полгектара, композиторы и целый симфонический оркестр, весь телерадиофонд с графом Толстым, маршалом Жуковым и виолончелью Ростроповича, костюмеры и бутафоры, директора съёмочной группы с просто директорами, камеры, монтажные, тон-ателье, автотранспорт в любой час дня и ночи…

А если чего не было, — золотых рук мастера из цеха СХДО — службы художественно-декоративного обслуживания — выдуют из пластика, слепят из пенопласта, выточат и сколотят из дерева любой предмет из существующих и несуществующих на Земле.

И всё под твой шифр.

Единственное «но»: в полночь твоя золотая карета может стать опять тыквой.

Что за полночь? Это когда после выхода в эфир твоей передачи тебя пригласят на десятый этаж. А могут и не пригласить вовсе, просто тебе домой позвонит главный редактор, тот, что ещё три месяца назад дал шифр, а теперь просто скажет в трубку:

— Ваша передача вызвала нарекания.

А на столе ещё батарея бутылок шампанского, недопитого друзьями и домочадцами вчера вечером во время триумфального просмотра эфира твоей программы.

Какие такие нарекания? У кого вызвала? Дайте объясниться!

Нет, брат. Это «Останкино». Нравилось парить под куполом жизни? Теперь допивай остатки вчерашнего триумфа, новый будет не скоро.

Если вообще будет.

Теперь понятно, почему у бывших канатоходцев и преподавателей телевизионных вузов такие грустные глаза?

Всякий новый Растиньяк, переступая останкинский порог, прекрасно осведомлён о беспощадном характере Гудвина, Великого и Ужасного. И всё же толпы их «с горящими и жадными глазами» десятилетиями совершали броуновское движение по одиннадцатому и двенадцатому этажам. На этих палубах в основном раздавалась слава.

Музыкальная редакция, киноредакция, а главное — сагалаевская молодёжка.

Так в останкинском быту зовётся Главная редакция программ для молодёжи ЦТ СССР.

А это:

— пастырь интеллектуалов Владимир Ворошилов с его автохтонным «Что? Где? Когда?»;

— это телеВольтер Александр Масляков с неукротимым КВНом;

— это телеРоулинг Кира Прошутинская с её гаррипоттеровской «От всей души»;

— это телеМелькиадес Владимир Соловьёв с неугомонным «Это Вы Можете»;

— это телеВоннегут Андрей Кнышев с неуловимыми «Весёлыми ребятами»;

— это телеУайльд Константин Эрнст с трёхмишленовским «Матадором».

И это «Взгляд», наконец.

Это Лысенко, Любимов и Листьев.

Это недосягаемо ни до, ни после.

Всё это делает останкинский линкор авианесущим. И всё это плодится под орлиными крыльями Сагалаева, которыми он как-то умудряется защитить свою эскадрилью от зенитного огня «нареканий».

Чтобы остаться современным, я должен снизить пафос. Сегодня ведь так о телевидении не говорят, если только в планы не входит издёвка.

Поэтому поговорим об останкинских пищеблоках эпохи развитого социализма, о них ведь разбираемая часть фразы.

Здесь тоже всё расписано. Начнём снизу, а для меня сверху. Потому что в останкинском подвале советских времен, в трюме линкора, и идёт штурм небес.

Сколь глазу хватает, по нему вьётся километровая китайская стена с бесчисленными кофеварками и — вот они! — с никогда не кончающимися сосисками. Кофе здесь не растворимый из жестяной коробки с негритянкой, верой и правдой служащей пепельницей на миллионах советских лестничных клеток. Здесь ничего не напоминает совбыт. Настоящие зёрна здесь сначала жарят, потом мелют, а в антрацитовом зале подвала даже варят в джезве, подают не в гранёном стакане Веры Мухиной, как повсеместно за бортом линкора, а в настоящей кофейной чашечке с блюдцем и даже предлагают к кофе воду.

Это, конечно, дань выездному гедонисту Юлиану Семёнову, чей Штирлиц, кстати, тоже родом из телевизора.

Здесь точка сборки, здесь день-деньской посверкивают кофейными ложечками интеллектуалы, размешивая не столько кофе в чашках, сколько телеварево в ленивых беседах с антисоветской фигой в карманах.