— Подожди, подожди! — остановил его Попов. — То есть ты хочешь сказать, что боги у вас тут на людях часто появляются?
— До последнего времени такого никогда не случалось, — всё еще находясь в прострации, ответил абориген. — Конечно, единичные случаи бывали, раз в пятьдесят лет, скажем. Но обычно вы, боги, только со жрецами и общаетесь. Не знаю, что на вас нашло теперь. Скучно на небесах стало? А кстати, вы чьи боги будете? Я о многих знаю, но по описанию вы ни под одних не подходите.
— Да мы так, маленькие божки. О нас даже сами боги не всё знают, что уж о людях говорить! — прежде чем кто-нибудь успел открыть рот, заявил Рабинович. — Ты иди в лагерь, скажи, чтобы нам какое-нибудь маленькое пиршество организовали, а мы пока тут посовещаемся и решим, наказывать вас еще за такое непочтительное отношение к нам или того, что случилось, уже хватит. Ясно?
— Ой, давайте только обойдемся без наказаний, — устало вздохнул командир. — Будет вам пиршество, будет вам торжественная встреча, будут и дары. Только не мешайте мост чинить, а то явится сюда Чимальпоке с основным войском до того, как мы ремонт закончим, так никому не поздоровится. И не думайте, что вы спасетесь. Чимальпоке с Уицилопочтли на короткой ноге…
Что-то в том же духе продолжая ворчать себе под нос, командир дозорного отряда поплелся назад к лагерю, по дороге пинками поднимая с земли своих солдат. Сеня, сделав рукой знак, призывающий друзей воздержаться от вопросов, несколько секунд смотрел ему вслед. А когда абориген удалился на достаточно большое расстояние, повернулся к Жомову с Поповым.
— Что-то я не понял, — недоуменно произнес омоновец, едва Рабинович перестал смотреть вслед ушедшему командиру ацтеков. — Ты когда про совещание говорил, цену нам набивал, что ли?
— Ты тоже так думаешь? — вместо ответа спросил кинолог у Андрюши.
— Интересный мир. Боги прямо среди людей открыто появляются, — видимо, продолжая невысказанные раздумья, пробормотал эксперт, а затем встрепенулся: — А? Что? О чем ты говорил?
— О своем, о женском — о комбайнах, — фыркнул Сеня. — У тебя, Андрюша, кроме как на восторги по этому миру, мозговые ресурсы еще для чего-нибудь остались? Как считаешь, есть нам что обсудить или можно в ацтекский лагерь идти на пиршество?
— А чего на голодный желудок обсуждать? — удивился Попов. — Вот поедим, тогда и думать нормально сможем.
— Сытое брюхо к учению глухо. Но Попу на всё плевать, лишь бы было что пожрать, — констатировал кинолог. — Андрюша, тебе ничего подозрительным не кажется?
— Ты о чем? — вместо задумавшегося эксперта спросил Жомов.
— А о том! — ответил Рабинович, глядя на друзей, как учительница на нашкодивших второклашек. — Посудите сами. Появляется Лориэль и соблазняет нас халявным отпуском с возвращением обратно в тот же день, из которого мы отбыли. По прибытии в Эльфабад этот шкодливый эльф исчезает, а мы узнаем, что мир Оберона здорово расширяется и у них возникли проблемы с МП-переходами. Нас забрасывают сюда, и тут мы узнаем, что боги этого мира посходили с ума и шляются среди людей, словно у себя в апартаментах.
— Ну и что? — пожал плечами Попов. — Может быть, Оберон специально всё организовал, чтобы нам веселее было?
— А может быть, всё это подстава? И нас опять втянули в какую-то авантюру, — высказал предположение кинолог.
— Да брось ты, Сеня, ерунду нести! — встрял в разговор омоновец. — У тебя от общения с эльфами простата началась…
— Что-о-о? — взревел Рабинович, а Андрюша тоненько захихикал.
— Ну эта… Когда человек всего бояться начинает, — растерялся Жомов.
— Эта, когда человек всего бояться начинает, называется паранойя, — раздраженно поправил друга кинолог. — Простата — это нечто другое, прямого отношения к психическому состоянию человека не имеющее…
— Ну и хрен с ней! — махнул рукой Ваня. — Я тебе говорю, что подставы никакой нет. Ну, скажи, откуда Оберону было знать, что мы в Мезоамерику соберемся?
Этот вопрос и в самом деле поставил Рабиновича в тупик. Конечно, Лориэль мог видеть лежавшие на столе фотографии древних ценностей, которые Попов сделал у себя в лаборатории, но это ни о чем не говорило. Если Оберон действительно планировал подставить милиционеров, то должен был готовить эту операцию давно. А до вчерашнего дня о культуре Мезоамерики, кроме Попова, никто даже и не думал. И уж точно, обсуждать возможность поездки в этот регион и это время менты и не пытались. Да и сам Андрюша начал думать о посещении ацтеков вместо мира-аквариума только после прибытия в Эльфабад. Вот и получалось, что участия в выборе милиционерами конкретного места для отдыха Оберон принимать не мог. И всё же данные рассуждения подозрительности у Сени ничуть не убавили.
— А почему вы решили, что именно наш визит в Мезоамерику подстава? — с жаром накинулся он на друзей. — Может быть, у Оберона неприятности во всех мирах начались, и ему всё равно, в каком именно мы начнем наводить порядок?
— Сеня, ты действительно что-то слишком всё выворачиваешь, — улыбнулся, как доктор больному, Попов. — В нашем-то мире всё нормально? Боги по улицам не бегают? Да и в Эльфабаде ничего страшного не происходит. Тебе же сказал этот тролль, что расширение мира — дело обычное. Давай не искать проблему на пустом месте, а просто будем отдыхать. Тем более к нам новая делегация идет.
Попов махнул рукой в сторону воинского лагеря ацекских ополченцев, и Сеня вынужден был обернуться в указанном направлении и прервать дискуссию, поскольку шедшая к ним делегация была уже слишком близко. В этот раз обычных воинов в юбочках из перьев среди аборигенов не было. Все до единого подошедшие к милиционерам ацтеки были одеты в белые костюмы. Некоторые несли на головах странные уборы из перьев, у других перья были нашиты на одежду, ну а третьи, видимо, беднее и ниже рангом, украшениями снабжены не были, как и командир дозорного отряда, наголову разбитого криком Попова. Остановившись в некотором отдалении от путешественников, аборигены встали в позы, выражавшие почтительность и внимание.
— Ну что, к пиршеству готовы? — поинтересовался Рабинович, дав себе слово в ближайшем времени продолжить с друзьями обсуждение своих подозрений.