— Ну что, Миша, засучивай рукава и — начнем! — Микутский хлопнул Мишу по плечу.
— Давайте, помогу, — предложил Гена. — Все равно делать нечего. Надеюсь, бутылку поставите?
— Зачем, честно расплатимся! — сказал Микутский. — Но учти: мы работаем до потери пульса.
— Согласен!
И они начали.
В семь часов пришел Бреус проверить, как идут дела, — работа шла полным ходом. Микутский рассказал про условие Бердюгина. Бреуса оно удовлетворило. Он отозвал в сторону Микутского и спросил, на каких условиях работает Гена. Микутский сказал. Бреус остался недоволен:
— Зачем он нужен? Сами бы не справились, что ли? Я б еще кого-нибудь прислал. Теперь разговоры пойдут — ты же знаешь, что у нас с директором уговор: меньше трепаться о наших заработках, чтоб местные не знали.
— Брось ты мелочиться, — махнул рукой Микутский. — Гена хороший парень.
— Но ты с ним проведи беседу, чтоб не трепался. А я сейчас еще кого-нибудь пришлю. Он принесет вам ужин, чтоб вы не отрывались, и останется.
Переборку двигателя закончили в одиннадцать часов вечера. Оставалось отрегулировать и запустить его, не сил уже не было. Решили это сделать с утра пораньше, чтобы к восьми часам утра он начал работать. Шли на ночлег молча, волоча сапоги по сухой пыльной дороге, усталые и с ног до головы грязные, навстречу розовому закату, который, несмотря на двенадцатый час ночи, тлел и тлел за белесой туманной рекой и черными верхами сопок.
IV
В шесть утра заверещал будильник. Бреус угомонил его, резко встал, крикнул: «Подъем!» — и принялся размахивать руками. В щели окон, завешанных одеялами, пробивались яркие лучи солнца.
Кругом зашевелились. Одни поднимались, зевали, почесывались, натягивали заскорузлые от пота робы и бежали на улицу умываться. Другие закуривали, лежа в постелях, третьи, постанывая, массировали кисти рук. Кое-кто продолжал спать. Бреус, помахивая руками, поднимал лежавших по одному:
— Володя, кончай спать... Толкните там Ефима... Ты, Костя, уже вторую закуриваешь? Леша, ты не забыл, что сегодня дежурный? Жми, занимай очередь в столовой, а то опять москвичи обгонят — не в моих правилах уступать москвичам... Эдик и Миша, сегодня идете с Борисом!
— Куда, Боря? — спросил Эдик, чернявый парень с красивым лицом. Сидя в постели, он рассматривал себя в зеркальце и расстраивался: на верхнем веке вскочил волдырь от укуса мошки, и он не знал, как, во-первых, предстанет в таком виде перед поварихой Катей в столовой, во-вторых, как появится вечером в клубе: у него там намечался легкий флирт со студенточкой, приехавшей домой на каникулы.
Борис докуривал сигарету, лежа в постели, и хотел уже ответить, но Бреус опередил его:
— Во избежание кривотолков, всем знать пока незачем.
Спецзадание отвлекло Эдика от грустных мыслей.
— Миша, вставай! — сказал он.
Миша лежал, закутавшись с головой в простыню, и на зов не откликнулся. Эдик взял с тумбочки попавшуюся под руку отвертку и игриво провел ею по торчащей из-под простыни широкой и грубой Мишиной ступне. Тот лягнулся, уколол пятку об отвертку, взревел, вскочил и кинулся на Эдика, тот перекатился через кровать и бросился по проходу, бормоча извинения.
— Ладно, прекратите! — прикрикнул на них Борис, потушил сигарету о железную спинку и решительно встал. — Давайте быстрее!
Позавтракали они одними из первых. Тесная бревенчатая столовая еще только наполнялась лесорубами-холостяками из общежития и бригадой москвичей. Лесорубы в брезентовых робах говорили громко, как в лесу, широко размахивали руками, москвичи держались тесной кучкой и говорили меж собой междометиями — так общаются люди до того свыкшиеся, что слова им уже не нужны.
А Борис, Эдик и Миша вышли и направились в дизельную.
В дизельной дежурил Генин сменщик, тот, что запорол вчера подшипники. Хмурый, грязный, небритый, он спросил, зачем они пришли, и, получив ответ, завалился спать на верстак, укрывшись рваной телогрейкой. Заснул сном праведника, непричастного к земной суете.
Микутский велел Эдику разобраться с принципиальной схемой нового генератора, а сам с Мишей принялся за вчерашний дизель. Со свежими силами дело шло споро. Уже через час завели его, отрегулировали подачу топлива, масла, водоохлаждения и разбудили моториста, чтоб он включил генератор под нагрузку, а сами, не теряя времени, перешли на новый агрегат.
В два раза мощнее старого, он казался огромной махиной. Эдик разбирал оголенные концы разводок генератора вслепую, без рисованной схемы и приборов, нащупывая принципиальную схему возбуждения, и вид у него был унылый. Микутский с Мишей принялись за двигатель.