На обращение «дамы» девицы разулыбались и смущенно захихикали, а на сам вопрос отозвались с грустью и вздохом:
— Бусы хочу. — Рыжуля в старинном наряде заметила изумление в глазах собеседника и безнадежно поделилась давней, еще прижизненной мечтой. — Хоть самые-самые простенькие, в каких другие служанки на праздниках ходят. У меня при жизни хозяйка строгая была, даже на Солнцеворот наряжаться не разрешала, а теперь и подавно украшения взять неоткуда. Не делают бус для привидений.
Вторая девица поддержала подругу согласным вздохом. У нее при жизни все было не так грустно, но умерла она в повседневном наряде, который тоже излишеств не предполагал. Коротать вечность приходилось в том, что есть.
Сумка, небрежно сброшенная рядом на постамент, казалось, обожгла призраку бедро. Не делают, значит, да?
Притулившийся на другой стороне площади Деш успел заскучать, задремать, проснуться и снова заскучать, когда перед ним возник командир с горящими (в прямом смысле слова) глазами.
— Деш, мне нужны бусы. Две штуки. Любые! И выпивка. Срочно!!!
— Бегу.
Вопросы оглушенный сквайр благоразумно решил придержать на потом. В том числе и вопрос о том, где в центре «благородного» квартала в полночь можно добыть бусы.
Глава 23
Маркиз Эйомин явился в здание Совета засветло, но жизнь в расписанных пасторальными сценками стенах уже кипела и орала вовсю. Дворянин пропустил катящийся по лестнице клубок тел, благоухающий дорогим парфюмом и оставляющий на кованых завитках перил обрывки кружева, и продолжил восхождение на второй этаж, в гостиные, предназначенные не столько для важных встреч, сколько для неторопливых бесед со старыми союзниками и новых знакомств.
Предки всемилостивые, как же хорошо, что у него нет нормального взрослого конкурента на наследство!
Из бокового коридора, подтверждая мысль о наследниках, раздался звон клинков и ругань озверевших чиновников: за время сверки родословных дуэли между любезными родичами на территории Совета стали привычным делом, но местные хранители закона и ревнители традиций все еще пытались им противостоять. Даже отряд гвардейцев у короля выпросили, вон, бегут, сердешные. Только, судя по воплям и хрипам, вопрос с наследством уже без них решили.
Эйомин попытался на слух определить, кому там повезло, но голоса были сплошь незнакомыми, и дворянин плюнул, сосредоточился на своих делах. Врагов в столице у него не было, безоговорочная и крайне взаимовыгодная поддержка лорда Вежиена открывала все столичные двери, поэтому дела были по большей части приятные. Сегодня следовало узнать, не всплыл ли баронский бастард (вряд ли, но вдруг?), обсудить снижение пошлин на льняные ткани для маркизата на основании закона «О пограничных территориях и торговле на них», договориться с графом Лоиррэ о поставках вина, пока он обратно в свою дыру не укатил… То, что народ шебуршит немного сильнее, чем обычно, и при этом искоса поглядывает на самого маркиза, Эйомин заметил, но значения не придал. Наверное, запущенные про Карди слухи набирать обороты начали.
Приятную сосредоточенность разорвал сердитый окрик, низкий и гулкий, как звон колокола на главной сигнальной башне:
— Эйомин, задержитесь-ка на минуту!
Хамство непростительное, но маркиз развернулся с самой доброжелательной улыбкой, какую смог изобразить, хотя губы норовили расползтись в сердитом оскале. Негоже хамить такому полезному покровителю, как Вежиен. Да и столичные соседи рядом с лордом толкутся, надо держать себя в руках и быть любезным. Ему ими еще не один год пользоваться.
— Доброе утро, лорд Вежиен, господа. — Заглянул в темные близко посаженные глаза лорда, сегодня покрытые красной сеточкой сосудов, и на всякий случай уточнил, — хорошо ли вам этой ночью спалось?
Вопрос был ошибкой. Честная компания налилась злым румянцем, а голос лорда опустился еще на тон ниже и в нем прорезались раздраженные шипящие нотки.
— Вашими стараниями — не очень.
— Простите, я не понимаю…
— Охотно верю, — Перебил маркиза лорд, легко перекрыв не только его голос, но и зарождающийся за спиной ропот. Ошарашенный напором Эйомин праздно удивился: откуда столько звука в таком тщедушном теле? Больше всего вельможа напоминал вяленую тараньку в жемчуге и кружевах, а голос при этом имел, как у полевого командира. — Если бы понимали, то вели бы себя скромнее. В конце концов, король еще не принял окончательного решения по вопросу Карди, так что столь бурное выражение радости кажется мне преждевременным.