Поэтому сейчас Эйомин трясся на козлах небольшой крытой повозки, которую в особняке использовали для хозяйственных нужд, и пытался направить злющего белого мула, почти неразличимого в тумане, в сторону Зеленного рынка Южной ремесленки. Идеальное место: не так далеко от Лордова Городища, толпы людей приходят, уходят и хаотично перемещаются в поисках выгоды, не особо присматриваясь к соседям, если те только не пытаются спереть кошелек, и управляющие там появляются хоть и не слишком часто, но и не так уж редко. Мало ли, что купить понадобилось? Не все можно доверить полуграмотным дурням.
Не торопясь Эйомин подъехал к самой крайней коновязи, не распрягая привязал мула к толстой расписной жерди, вручил два медяка заспанному охраннику, и окунулся в удушающую рыночную круговерть.
Стиснутая по периметру высокими домами, рыночная площадь бурлила, как кипящий котел, и исторгала запахи, бьющие в голову лучше кулачного бойца. Помимо свежей зелени на Зеленном рынке торговали свежими, сушеными, солеными, засахаренными и еще предки ведают какими дарами природы, причем некоторые выглядели так, словно это не дары, а отбросы.
Маркиз поперхнулся очередным вдохом и решил искать по краю.
Взрослых Эйомин отмел сразу — младшему Карди с ними не совладать, да и самому Эйомину возиться несподручно. Малолетки носятся под присмотром родителей. Значит, нужно выбирать золотую середину: свободы у подростков в ремесленке столько же, сколько у взрослых, а вот физических сил и жизненного опыта пока поменьше.
Подходящая жертва — босоногая девчонка лет четырнадцати, круглолицая и белобрысая, — нашлась в цветочных рядах. Топталась с краю, не рискуя соваться в толчею со своей огромной корзиной, заполненной хрупкими белоснежными астранциями. Судя по количеству цветов и несчастному взгляду, торговля шла плохо.
Эйомин решительно протолкался поближе и склонился над товаром, почти уткнувшись в него носом.
— Мелкие они у тебя какие-то. И пахнут слабо.
Девчонка хотела возмутиться на столь явный поклеп, но увидела поднятое от цветов лицо с бело-розовым лепестком, прилипшим поперек носа, и хихикнула в ладошку.
— Хорошо они пахнут, просто вам от рыночных запахов нюх отбило. Это же знаменитые Белые Кадалирские, они без запаха не бывают! Видите, у лепестков форма какая, характерная?
Узкие и нежные, невесомые лепестки складывались в маленькие пушистые звезды, светло-розовые у сердцевины и белоснежные, разве что не светящиеся, на концах.
— Вижу. И пятна на листьях вот здесь тоже вижу, — въедливо сообщил «управляющий», и зарылся в ароматную охапку по локоть. — Мне надо дом к свадьбе украсить так, чтобы все было и-де-аль-но, а ты мне, милочка, такое безобразие предлагаешь.
Девчушка, понявшая, что речь идет не о скромном букетике, а как бы не о всех цветах разом, сверкнула глазами.
— Всего один листик! Его и оборвать… оп, и готово!.. можно. Вот, смотрите, прекрасный цветок и никаких пятен.
Эйомин еще раз переворошил все астранции и скептически взглянул на «вылеченный» цветок, заботливо сунутый под нос.
— Думаешь, у меня сейчас есть время этим заниматься? Впрочем, ладно. Сколько ты хочешь за это вот все?
Цветочница победно распрямилась и задыхаясь от собственной смелости выпалила:
— Семь медных неситов. Полновесных!
Эйомин очень натурально поперхнулся.
— Четверть серебрушки? За это?!
— Ну да. Скажете, что плохие цветы? — Уперла руки в бока девчонка и выпятила подбородок.
Сказать по совести, цветы были отличные, хоть в королевский дворец отправляй, но у маркиза было слишком мало мелких денег, а на серебро эта свиристелка ему сдачу не наскребет, да и внимание ненужное привлечь можно. Поэтому торг получился жарким.
Сторговались на пяти и том, что продавщица сама дотащит корзину до повозки.
Протолкаться к своему фургончику сквозь чужие телеги оказалось не так-то просто — за время поисков народа на рынке прибавилось и возле коновязей творился такой же первозданный хаос, как и на самом рынке. Полностью проснувшийся охранник метался между лошадьми, пытаясь за всем уследить, цветочница норовила отстать и потеряться, люди спешили навстречу и немилосердно толкались.
Эйомин с громадным облегчением откинул полотнище фургона, и скомандовал:
— Ставь сюда, и, вот, бери свои деньги.
Девчонка почти не глядя сунула оттянувшую руки ношу в пыльный сумрак и потянулась к лежащим на мужской ладони монетам, но едва коснулась металла, как пошатнулась, закатила глаза и начала оседать.