— Я сейчас сам не пронимаю, как согласился, — наконец, от души признался Карди, имея в виду, конечно, не спасение девчонки, поправившейся, к слову, после ритуала быстрее, чем Ивиэр, а то, что было после. — Явилось, понимаете, какое-то прозрачное лицо, велело следовать за ним, и я, как дурак, поперся, сам не знаю куда. Я ведь даже не знал раньше, что в заднем заборе калитка эта несчастная есть! И в круг этот, на земле нарисованный, сам зашел, как баран на веревочке, а потом оп, и ваш маг меня уже наружу вынимает. Как такое может быть? Я ведь не хотел, чтобы меня в жертву приносили!
Ребенок с изумлением и возмущением уставился следователю в глаза, невидимый Оввер одобрительно улыбнулся, а Канхар почувствовал, как расслабляется хмурая складка между бровями, стойко державшаяся там два дня. Была у него мыслишка, что покушение сам Эгайд устроил, но хозяин дома, пользующийся полным доверием гостя, нашел бы более надежный способ обработать жертву, чем ментальный поводок.
И слава предкам, не хватало еще с герцогом заедаться для полного счастья!
— Налицо работа хорошего менталиста, юноша. Вы, хоть и обладаете магическими силами, пользоваться ими пока не умеете, поэтому перед опытными колдунами беззащитны. Позвольте, я проверю вас, следы магического воздействия поищу.
Заручившись неуверенным кивком ребенка и колючим взглядом его телохранителя-сквайра, офицер выудил из рукава целую гроздь проверяющих амулетов. Обошел вокруг свидетеля, крутя бронзовые диски так и эдак, но ничего полезного так и не накрутил. Да, воздействие, несомненно, было. Много воздействия: во-первых, сам ритуал, не имеющий отпечатка создателя, но напрочь перебивший собственной силой все, что было до его начала; во-вторых, след от ритуалиста следственной группы; след от целителя, ему помогавшего; след от семейного целителя Эгайдов; следы всплесков собственной пробуждающейся магии Кайара. Если подо всем этим изобилием и сохранились следы внушения, вычленить их из общей каши не представлялось возможным.
— М-да. — Канхар запихнул амулеты обратно в рукав. — А описать вы его можете? Того, кто к вам приходил?
— Конечно могу! Такое разве забудешь! — Поразился наследник Карди, и озадаченно осекся. Следующая фраза была уже произнесена не так уверенно. — Ну… Светящийся такой. Белым.
Испытывать терпение Канхара мальчик не хотел, просто внезапно обнаружил, что пристально рассматривал прадедушку только один раз, на лесной стоянке, во время первого знакомства. Когда еще не знал, что это прадедушка. А потом как-то не до того было.
Следователь к таким фокусам за годы службы привык, поэтому согласно покивал, отмечая цвет излучения, и продолжил расспросы.
— Так говорите, мужчина был молодой или старый? Старый? А насколько? Совсем-совсем старый? Тридцать лет? Да-а-а, солидный возраст. А Лицо какое? Узкое? И сам высокий? Уже хорошо, давайте дальше…
Ивиэр добросовестно описывал прадедушку (насколько памяти хватало), рассудив, что тому это не повредит, а если Вэр насочиняет и потом забудет, что врал, получится совсем нехорошо. А Оввер тихо веселился, слушая этот допрос с пристрастием, и не забывал поглядывать по сторонам.
Больше всего призрака беспокоил маркиз, греющий уши буквально в трех шагах (а остановился между прочим в пяти, подползает незаметно, сволочь эдакая!). К счастью, в двери зала Совета наконец потянулись лорды, на приветствия которым Эйомин начал отвлекаться.
Чем дальше, тем приветствия шли гуще. В конце концов маркиз плюнул на подслушивание — все равно нить разговора упустил, — и, завидев своего покровителя, поспешил ему навстречу.
Теперь уже Оввер почувствовал настойчивое желание раздвоиться. Покосился на бдительно стоящего рядом с правнуком Деша, глянул на умиротворенного лорда Вежиена, и отправился следом за маркизом.
Лорд тем временем добродушной улыбкой узких бескровных губ ответил на вежливый поклон маркиза, кивнул паре менее расторопных знакомых и вновь сосредоточился на Эйомине.
Маркиз, измученный неизвестностью и последствиями собственной диверсии, от такого благостного настроя покровителя накануне голосования заметно приободрился. Видимо, не все так плохо, как казалось ему из собственной затемненной гостиной с потушенными свечами и задернутыми шторами.