Вера Викторовна закрыла Кошку в отведенной для нее комнате и села первый раз за день поесть. Готовить, конечно, уже ничего не хотелось, поэтому она просто сделала себе бутерброд с колбасой, которую уже мысленно называла не иначе как «Кошкина». Впервые за много лет она не отдохнула за выходные. От непривычных слез у нее разболелась голова, а обилие непрошенных впечатлений создавало эффект пчелиного улья: воспоминания о них роились, жужжали и даже будто бы бились изнутри, заставляя руки немного подрагивать, когда Вера наливала себе чай.
Но спокойно поужинать тоже не удалось: Кошка сначала тоскливо завывала под закрытой дверью комнаты, а потом и вовсе начала отчаянно рваться наружу, царапая дверь своими тоненькими, но такими сильными от настырности лапами. Каждый ее вопль резал Вере привыкший к благозвучной тишине слух, а когти, казалось, царапали не дверь, а душу.
Но нельзя проявлять слабость! В животных надо воспитывать послушание. Вера Викторовна подробно подготовилась ко сну, решив во что бы то ни стало хотя бы в этом не нарушать своих традиций, улеглась и приготовилась к наслаждению засыпания. Но только она ощутила приятную отвлеченность мыслей и смыкание над головой ментоловой прохлады сна, как в сознание вонзились ядовитые шипы кошачьих воплей.
Так продолжалось довольно долго, но Верино здоровье в конце концов победило: под эту писклявую колыбельную она уснула. Кошка, по всей видимости, тоже утомилась и на какое-то время замолчала, потому что около четырех утра новая порция ее криков прозвучала в кромешной тишине, как сигнал о воздушной тревоге. Первой мыслью Веры Викторовны, не привыкшей к столь раннему и к тому же слишком стремительному пробуждению, было сожаление о принятом решении. Она стала корить себя за поспешность: все-таки животные в доме – слишком большая обуза.
Она попыталась еще поспать, но неприятное шевеление мыслей и громкие вопли не позволили забыться. Встала она злой и разбитой: Кошка украла у нее целых два часа сна!
Прошла неделя, потом вторая… Каждую ночь в Кошку будто вселялся дьявол: она до полуночи драла глотку, потом пару часов набиралась сил и задолго до рассвета принималась старательно проковыривать выход из своей темницы под звуковое сопровождение в самых высоких регистрах.
Как только первые звуки беспощадно резали своим острым скальпелем Верин слух, она уже не могла от них отвлечься. Они взбалтывали ее эмоции, создавая коктейль из жалости к себе и огненной ярости, которую она сначала сдержанно пыталась обуздать, но под конец начала выпускать на волю.
– Заткнись! – орала она, обращаясь к Кошке.
Но та почему-то не слушалась.
Вера изучала в Интернете поведение кошек и причины их беспокойства и даже носила Кошку к тому татуированному Айболиту в надежде на какую-нибудь волшебную таблетку, но единственное, что удалось выяснить, – что кошки не выносят закрытых дверей и, как неудачно пошутил ветеринар «кошачья болтливость не лечится». Однажды она даже поступилась своими границами и позволила Кошке бродить по дому, закрыв дверь только в собственную комнату (должен же остаться хоть островок ее личного пространства!). Но Кошка и не думала успокаиваться: она что-то разбила на кухне, сбросила с полочки в прихожей какой-то позвякивающий предмет (видимо, серьги), но даже это не отвлекло ее от главного. Она подошла теперь вплотную к двери Вериной комнаты и стала рваться уже сквозь нее, криками подтверждая серьезность своих намерений.
Не успев понять, что она делает, Вера вскочила на ноги и ринулась мягкой грудью на режущий звук. От неожиданности Кошка не успела отскочить. Вера схватила ее за шиворот и со всей силой своей ярости швырнула в отдельную комнату. Когда дверь была уже закрыта, перед Вериным внутренним взором включился «повтор записи», на котором она увидела, как жалко изогнулось Кошкино худое тело, когда ее задние ноги, почти опережая передние, взлетели в воздух от мощного броска.
Вера накапала себе валосердина, закрыла дверь и в свою комнату и громко, заглушая возобновившиеся Кошкины крики, зарыдала. Она не видела выхода: оставить Кошку у себя значило лишиться покоя, выбросить ее – значило совершить подлость.
За эти две недели Вера Викторовна осунулась и поблекла. Даже ученики стали замечать, что с ней что-то происходит, а это было совсем уже неприлично.