- Дим! Ты мне поможешь с вещами?
Он разговаривал с сыном, старательно избегая смотреть мне в глаза. Димка схватил "мечту оккупанта", потащил к двери. Лидуся с дочерью, Саня, тетя Маша стояли в узком проходе между кухней и прихожей. Смотрели на нас с Иваном со странным любопытством. Я застеснялась. Повернулась к Ивану.
- Значит, уезжаешь?
- Да, - буркнул он, все еще не глядя на меня.
- Можно я провожу?
- Проводи, - Иван пожал крутыми плечами. Потом посмотрел на своих близких.
- Ну, с вами я не прощаюсь. Забегу на днях. Расскажу, как устроился.
И он внезапно подмигнул Лидусе. Та закусила губу и уставилась в пол. Саня, наоборот, вперил взгляд в потолок. Что-то тут было не так. От меня явно что-то скрывали. Правда, тетя Маша с Катюшкой смотрели торжественно и серьезно. Иван подошел к ним. Чмокнул в щеку мать, пожал руку Сане, легонько щелкнул пальцем по носу Катюшку. Пошел на выход. Я двинулась следом. Лукины остались на месте. Бывают ведь тактичные люди. Лишь тетя Маша неизвестно почему с облегчением вздохнула. Осенила нас крестом.
На лестнице я тихонько спросила, боясь, что в голосе зазвенят невыплаканные слезы:
- Куда ты едешь?
Площадка между лестничными маршами показалась Ивану вполне удобным для разговора местом. Он поставил на заплеванный пол чемодан и коробки. Серьезно посмотрел и серьезно сказал:
- Есть одна женщина, которая любила меня много лет. И все эти годы ждала. Я к ней еду. Если тебя так любят, разве позволительно пройти мимо?
- Понятно, - прошептала я. Ни о чем больше не спрашивала. Моргала глазами, стараясь прогнать выступающую на ресницах влагу. В конце-концов, разве Иван не достоин любви? Разве не может быть еще женщины, которая любила бы его не меньше, чем я? Что мне известно про его жизнь?
Димка ждал нас у подъезда. Смотрел, что делает Иван, и делал то же самое. Я думала, они пойдут к машине, которая стояла слева. Но они повернули направо. Не сразу до меня дошло, что мы идем к нам домой. Зачем?
Поднялись по лестнице. Возле двери Иван споткнулся о валявшиеся сумки. Удивился:
- Надо же! Сумки кто-то бросил...
- Это я... Это мои сумки...
Суетливо бросилась подбирать их. Схватила в охапку, прижала к груди. Иван поставил свою поклажу перед дверью.
- Дим! - раскрыл ладонь. - Ключи отцу сдай!
- Держи, пап, - Димка порылся в кармане, вложил в протянутую к нему руку ключи.
Я ошарашено смотрела на сына. Он сказал Ивану "Папа"! Сказал или мне послышалось? Иван в это время открыл дверь и стал заносить вещи.
- Ты что делаешь? - зачем-то спросила его, болезненно пытаясь осмыслить происходящее.
- Я здесь жить буду, - нахально улыбнулся Иван. - Я тебе пять минут назад объяснил. По-моему, вполне достаточно. И так все ясно.
По-прежнему прижимая к груди сумки, опустилась на пол у порога, не веря происходящему. Сидела не шевелясь. Потрясение, вызванное его предполагаемым отъездом, было слишком велико, чтобы пройти бесследно.
- Ну что ты сидишь на грязном полу? - возмутился Иван, наклоняясь ко мне. - Вставай!
Я смотрела на него и улыбалась во весь рот. Мне не хотелось вставать. Мне не хотелось никуда идти. Хотелось сидеть вот так вечно, смотреть, как переливается серо-синий перламутр его невозможных глаз, как плещется в уголках его губ усмешка. По щекам у меня бежали слезы. Первый раз в жизни - от радости! Честное слово!
- Понимаю, - Иван откровенно смеялся. - Тебя никогда не носили на руках, и ты хочешь попробовать именно сейчас.
Он просунул руки мне под спину, под колени. С трудом выпрямился, стараясь удержать одновременно и равновесие, и меня.
- Тяжела ты, шапка Мономаха!
И дальше уже легко понес в дом. Теперь наш дом.
ЭПИЛОГ.
Летом воскресный день надо обязательно проводить с семьей. Желательно на даче. Только об этом и твердила тетя Маша Димке в последнее время. Как же! Послушал он ее! В июле он собирался вопреки моему мнению и при полной поддержке отца отбыть в трудовой лагерь. Поэтому июнь хотел отгулять, как заблагорассудится. Я возмущалась. Мой папочка, который на удивление спокойно воспринял появление возле меня Ивана, ожидаемой помощи не оказал, побаиваясь конфликта с новым зятем. Видимо, Иван потряс его своим спокойствием и невозмутимостью. Во всяком случае, мои родители за два последних месяца приезжали к нам уже дважды. Если учесть, что раньше подобные события происходили раз в год, то надо думать, Ивана через столько лет наконец признали достойным. Поэтому и в действия его предпочли не вмешиваться. Если он позволяет сыну бездельничать, пусть. Это его сын.
Хорошо хоть, что дальше поджаривания на солнышке у Борисовских прудов в компании Ларисы Коноваловой и парочки приятелей Димкина фантазия не простиралась. Иван только презрительно хмыкал. Вмешиваться не считал необходимым. Давал сыну время освоиться с новым семейным положением. Мне такой возможности не предоставил. В мае мы с ним активно трудились на даче у Лукиных. Сейчас начался период культурного отдыха. Так хотелось Ивану.
В эту субботу гуляли в Царицынском парке. Катались на лодке. Гребли по очереди. Разными физическими нагрузками и упражнениями Иван пытался укрепить мое пошатнувшееся здоровье. Я так ухайдакалась на веслах, что сегодня с утра устроила забастовку. Выставка икон прекрасно без меня существовала годами и еще неделю потерпит. Ни до какого Коломенского ноги мои не дойдут. Они завяжутся в узелок, и я рухну по дороге. А Ивану придется тащить меня на руках. Иван смеялся. На руках? Легко. Хоть всю жизнь. Но так ведь и ноги могут атрофироваться. Придется покупать инвалидную коляску.
Коляска коляской, а Иван меня все-таки пожалел. И теперь мы не хуже сына жарили на солнышке пятки. Только место выбрали поукромней. В овраге. Возле погреба для картошки. Обоих туда тянуло, словно магнитом.
Как заправские буржуи набили корзинку для пикников, то бишь, сумку на колесиках бутербродами и газировкой, полотенцами, детективами. И отправились к погребу на весь день. Играли в бадминтон. Брызгались мутной, грязноватой водой из Чертановки. Возились. Есть почему-то не хотелось. Только пили. Часам к трем угомонились. И теперь валялись на стареньком байковом одеяле, в которое я когда-то заворачивала грудного Димку. Подремывали.
- Вань... - лениво растягивая звуки, позвала я, - а, Вань!
- М-м-м... - сердито отозвался Иван. Не любил, когда его так называли. От меня хотел слышать исключительно "Ванечка".
- Я спросить хотела...
- Спрашивайте - отвечаем, - пробормотал он, не открывая глаз.