— Как же мы смогли вырастить такое чудовище? — поинтересовался мистер Эванс у рыдающей от этого рассказа миссис Эванс. — Значит так, Петунья. Никакого Дурсля чтобы я рядом с тобой не видел, ты отправишься в частную школу-пансион, где тебя научат ценить семью. Еще хоть раз я услышу плохое слово по отношению к любому члену семьи, я полностью откажусь от тебя. Сегодня вечером ты будешь наказана, а пока ступай к себе в комнату и не выходи из нее до вечера.
Петунья Эванс сидела в своей комнате и злилась. Вся ее жизнь, все планы были разрушены этими уродами. Она отнюдь не считала, что в чем-то неправа, наоборот, девушка искренне думала, что ее сестру следовало удавить еще в колыбели, потому что нечего плодить уродов. Девушка думала, сможет ли она сбежать с Верноном, но понимала, что нет. Она была несовершеннолетней, и за такой выбрык Дурслю могло грозить очень неприятное общение с полицией, если родители заявят, а глядя сегодня на брезгливость на лице отца, Петунья понимала, что — заявят и еще как. Да и не рискнет Вернон идти на такое… Значит, нужно принять свою судьбу с высоко поднятой головой, чтобы эти уроды с порченной кровью не думали, что могут ее сломить. Она все перенесет, вернется и страшно отомстит всем!
========== Воля ребенка ==========
Высокая женщина в черном стояла и смотрела на девочку. Точнее, смотрела она на душу девочки, которая так хотела уйти, что мир уже не мог ее удержать. Мамы девочки не стало два года назад, и девочка очень хотела к маме. Девочка была готова на все, лишь бы иметь возможность еще раз обнять ту, что погибла на ее глазах. Хоть разочек. И высокая женщина не могла на это смотреть, слезы катились по ее лицу. Просто так прийти к маме девочка не могла, но и время ее еще не настало, поэтому женщина пыталась вернуть упрямую душу назад. Но душа снова и снова возвращалась к ней, стремясь больше не жить в том мире, где нет мамы. Обнаружив перемещение потомка по временной линии, женщина улыбнулась — вот оно, решение. Если само мироздание, сам мир помог одному ребенку, почему нельзя помочь другому?
— Я верну тебя маме, но при одном условии.
— Все, что угодно!
— Так говорить нельзя, юная душа, такие клятвы остаются с тобой во всех мирах и жизнях.
— Я готова на любую цену, — измученная душа просто не могла поступить иначе.
— Тогда ты будешь служить мне, когда придет время.
— Я согласна!
— Ты даже не спрашиваешь о том, что будешь делать?
— Нет, главное — мама. Я клянусь…
Высокая женщина в черном, которую в этом мире боялись и желали, которую кто-то звал «Вечной Невестой», а кто-то одним словом «Смерть», стояла и смотрела на изменяющуюся душу. Чистую душу вернуть в мир нельзя, а вот душу, которая служит ей… Пусть будет так, заодно и у потомка будет больше шансов выжить. В этом мире не было богов, лишь они — четыре силы, не разделенные на свет и тьму, порядок и хаос. Редко воплощаясь в живых существах, четыре силы составляли саму суть этого мира, который существовал и не существовал одновременно. Провожая душу девочки в тот же отрезок времени, куда попал потомок, Смерть улыбнулась отважности девочки и ее души.
Поезд вез школьников домой. Пандора сидела в купе с Ксенофилиусом, своим женихом. Нацеловавшись с ним, она просто устроилась у него на коленях, болтая со «своим» Ксено. Впереди были каникулы, много радости и встреч. Следующий год последний, а потом они поженятся. Когда молодые люди обсуждали, как именно собираются провести первые недели каникул, что-то изменилось. Будто все замерло вокруг, замедлились звуки, движение поезда. Само пространство разорвалось, и с яркой вспышкой на пол вагона упала девочка. Девочка более всего походила на первогодков, но была, кажется, младше. Ребенок приподнялся с пола, вставая на коленки, и посмотрел на Пандору. Через секунду поезд встряхнул выброс детской магии.
— Мама! — закричала девочка. — Мамочка! Мама… — и упала в обморок.
Испугавшись за ребенка, Пандора вскочила с колен Ксено, одним движением поднимая ребенка и прижимая к себе. Она даже не поняла в первый момент, что выкрикнула девочка, потому что смотрела на лицо малышки. Это лицо она видела в зеркале лет десять назад. Такого просто не могло быть, но девушка как-то очень остро восприняла этого ребенка, принявшись целовать лицо малышки, которая почти сразу открыла такие же, как у Ксено, глаза.
— Мамочка, я нашла тебя, — прошептал ребенок.
— Маленькая, кто ты? Откуда? — спросила продолжающая целовать плачущие глазки Пандора.
— Полумна Лавгуд, мамочка, — сказала девочка и продолжила: — У тебя красивые мозгошмыги.
Почувствовав родство с ребенком, Пандора, в крови которой была и кровь пророков, только прижала малышку к себе, посмотрев в глаза Ксено с такими эмоциями, что он сразу понял — это не шутка.
— А как зовет тебя мама, солнышко? — спросила Пандора.
— Ты умерла, мамочка, тебе голову оторвало, но я тебя нашла. Я просто просила, чтобы мне разрешили быть с тобой, а Смерть не хотела… А потом разрешила, когда я уже не могла без тебя, — рассказывала сквозь слезы девочка.
— Это наша дочь, Ксено, — ответила Пандора на невысказанный вопрос Ксенофилиуса. — Из будущего или из другого мира, где меня нет. А она не смогла жить без мамы.
Тут самообладание покинуло девушку, и она расплакалась. А Ксенофилиус обнял ее и малышку, прижимая к себе. Обо всем этом можно было подумать и позже. Сначала надо успокоить ребенка и любимую. Молодой человек не понимал, как подобное возможно, но чувствовал сердцем, что каким-то чудом девочка прорвалась к ним. Как это произошло, так ли важно?
Наплакавшись, девочка уснула, ее устроили на сиденьях, наглухо запечатав дверь.
— Мы же совершеннолетние, Ксено, — задумчиво произнесла Пандора.
— Ты хочешь… — увидев жест согласия, Ксено на секунду задумался, — будет так, как ты захочешь, любовь моя.
— Аппарируем прямо из поезда. Я с ребенком, ты с вещами, хорошо? — спросила девушка.
Ксено подчинился. И вот, когда поезд остановился, в купе прозвучали два громких хлопка.
***
Школа-пансион оказалась совсем не такой, как себе это представляла Петунья. У нее в мечтах были классы, залы, «балы и юнкера», а на деле это оказалось общежитие по три койки на комнату и вполне обычная школа с классами самоподготовки, огромной библиотекой, общей столовой и подвалами, при упоминании которых другие девушки краснели или бледнели.
Как только уехали родители, Петунье объяснили распорядок дня, ее обязанности и систему наказаний, от озвучивания которой глаза девушки полезли на лоб. Она была уверена, что такое в школах давно не практикуется, и даже попыталась об этом заявить в своей громкой манере, за что сумела испробовать на себе одно из наказаний прямо в приемной. После этого плачущая девушка была препровождена в комнату, в которой ближайшие три года она будет жить. Разложив вещи и надев форму, которую она теперь обязана носить всегда, Петунья села на кровать и расплакалась. Такого она не ожидала, но главное было впереди.
Попытавшись наладить отношения с соседками, девушка добилась лишь так называемой «прописки», поэтому утро она встречала в госпитальной палате, которая находились как раз в подвальном помещении. Оценив толстые двери, девушка поняла, что, наверное, зря вчера так разоткровенничалась с соседками.
Начался персональный ад Петуньи. Ее целенаправленно ломали, загоняя в жесткие рамки традиционного воспитания. Выросшая в «свободном мире», она и не подозревала, что такое это самое «традиционное воспитание». Здесь она поняла, что родители позволяли ей очень многое, чего больше позволено не будет. Боль хорошо убеждает, поэтому девушка начала медленно меняться. Она просто вынуждена была меняться.