Оценки его были метки и беспощадны. Об одном спектакле он сказал: «Это дырка от бублика». Я помню, как после неудачного спектакля «Ромео и Джульетта» в нашем театре он сказал о моём исполнении роли герцога (а мне хотелось сыграть молодого, воинственного, резкого правителя): «Это какой-то урядник с плёткой». И мне же он сказал как-то на репетиции: «Михаил Александрович (хотя я работал второй или третий год в театре), вчера слушал вас по радио — вы славно прочли отрывок из «Молодой гвардии».
Огромный, сокрушительный темперамент, прекрасный, могучим голос, которым он владел в совершенстве, яркая, чёткая дикция (Михаил Фёдорович часто возмущался небрежностью к слову к донесению слова со сцены), виртуозная актёрская техника и тончайшая, филигранная отделка ролей отличали Астангова во всех его работах.
Незабываемы его умнейший, философски смотрящий на мир трагичный Маттиас Клаузен — одно из самых замечательных созданий Астангова на вахтанговской сцене; его бесстрашный и одинокий, такой прекрасный в своём мужестве и в своей поэзии Сирано де Бержерак; его респектабельный, благообразный внешне и испуганный, трусливый, в чём-то смешной, не понимающий, что происходит вокруг, Пастухов в «Первых радостях».
А его Станислав Комаровский в фильме М. И. Ромма «Мечта»! Это филигранный шедевр актёрской работы. Его знаменитое: «Кофе пролито на блюдечко!»— я и сейчас слышу, настолько это было точно. Каждая интонация, каждый жест, вся линия роли, весь внутренний мир героя точнейшим образом взвешены, проработаны и отточены.