Выбрать главу

Взгляд на общественный строй восточных славян и Древней Руси у современных историков во многом обусловлен их пониманием проблемы рабства и особенно даннических связей. Именно на основе толкования дани как феодальной ренты сложилась теория государственного феодализма, господствовавшего якобы на Руси. И. Я. Фроянов убедительно опровергает эту теорию, показывая ее несостоятельность.

Весьма интересным и в научном плане перспективным является стремление автора вывести рабовладение и данничество за рамки производственных и социальных отношений в сферу духовной и нравственной жизни, или в ментальную область. Это придает исследованию автора книги более объемный, всесторонний и системный характер, поднимая его на новый, более высокий, соответствующий современным требованиям, научный уровень. Довольно любопытны наблюдения, касающиеся происхождения войн как действ, имеющих прямую связь с религиозными воззрениями древних людей.

Не сомневаюсь, что книга И. Я. Фроянова, выдержанная в лучших стилевых традициях русской исторической науки, будет прочитана читателем с живым интересом и станет заметной вехой в познании отечественной истории.

Проф. В. Т. Пуляев, научный руководитель

государственной программы

«Народы России: возрождение и развитие»

1См.: Афанасьев Ю. Я должен это сказать. Политическая публицистика времен перестройки. М., 1991. С.13; Кобрин В. Кому ты опасен, историк? М., 1992. С. 180–183.

2См., напр.: Академик Л. В. Черепнин. Еще раз о феодализме в Киевской Руси// Из истории экономической и общественной жизни России. Сборник статей к 90-летию академика Николая Михайловича Дружинина. М., 1976. С. 15–22.

3См.: Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей к 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. СПб., 1996. С.9, 760–818.

Введение

Настоящая книга посвящена рабству и данничеству у восточных славян VI–X вв. — вопросам отнюдь не новым в отечественной историографии. Чем обусловлено наше обращение к этим вопросам, казалось бы, достаточно проработанным в науке? Ответ здесь не может быть однозначным.

Прежде всего следует заметить, что познание прошлого — процесс постоянно возобновляющийся, если, конечно, речь идет о крупных исторических явлениях, охватывающих сравнительно длительные отрезки времени, а не о единичных и очевидных фактах. Именно к таким явлениям относятся восточнославянские институты рабства и данничества.

Изучение названных институтов позволяет увидеть наиболее архаичные формы господства и эксплуатации, восходящие к дописьменной эпохе восточного славянства, и тем самым наблюдать зарождение коллективного, а затем — индивидуального богатства, ставшего впоследствии источником жестоких войн, социальной несправедливости, общественных бед и потрясений. Иными словами, перед нами институты, игравшие важную роль в жизни восточнославянского общества. Отсюда их притягательность для историка. Побуждают обратиться к ним и некоторые обстоятельства историографического порядка.

Что касается проблемы рабства у восточных славян, то в дореволюционной исторической науке она оказалась едва лишь затронутой. Бытовало мнение, согласно которому рабов у восточных славян было ничтожно мало и рабство не имело сколько-нибудь серьезного общественного значения. С. М. Соловьев, например, писал: «Желание иметь рабов и удерживать их как можно долее в этом состоянии бывает сильно, во-первых, у народов, у которых хозяйственные и общественные отправления сложны, роскошь развита; во-вторых, рабы нужны народам, хотя и диким, но воинственным, которые считают занятия войною и ее подобием, охотою за зверями единственно приличными для свободного человека, а все хлопоты домашние слагают на женщин и рабов; наконец, как ко всякому явлению, так и к явлению рабства посреди себя народ должен привыкнуть, для этого народ должен быть или образован и приобретать рабов посредством купли, или воинствен и приобретать их как добычу, или должен быть завоевателем в стране, прежние жители которой обратились в рабов».1