Выясняя расстановку социальных сил «во время восстания 945 года», Л. В. Черепнин приходит к такому заключению: «Учитывая медленность развития феодализма у древлян, наличие в их общественном строе значительных следов патриархальных отношений, вполне Можно поверить, что в ходе движения трудовое население пошло за местными князьями, считая их выразителями своих нужд, а те в свою очередь выдвинули лозунги восстания, которые могли увлечь простой народ. Но это говорит не об общности интересов местной знати Ц "людья", а об использовании древлянскими "нарочитыми мужами" недовольства рядовых плательщиков дани политикой киевских князей. Древлянские "нарочитые мужи" противопоставили ей свою политику, расценивал ее как не отяготительную для народа».450
Древлянская знать, поднимая народ на борьбу с даньщиками, заботилась о собственной выгоде: «Полноту власти над древлянами мечтали вернуть себе представители местных социальных верхов, которые стремились убедить народ в том, что их политика отвечает его интересам: "А наши князи добри суть, иже распасли суть Деревьску землю". Антитеза киевского князя-волка и "добрых" древлянских правителей — это политический мотив, который звучит в выступлениях местных "нарочитых мужей", желавших повести за собой народные массы. А последние, конечно, были не в силах понять, что их "добрые" князья заинтересованы в свержении господства киевской феодальной знати не во имя уничтожения эксплуатации, а во имя обеспечения себе большей доли дани и больших политических привилегий».451
Изучение «вопроса об общественном строе Древлянской земли», предполагающее вдумчивый анализ имеющихся в распоряжении современного исследователя материалов, Л. В. Черепнин подменяет постулированием положений, страдающих явной гипертрофией классовой оценки социальных явлений на Руси X в. Это — не вина талантливого историка, а его беда, ибо таковым являлось жесткое правило, предписываемое историографической средой, в которой пришлось ему работать.
Заявлена, но ни чем не обоснована главная идея ученого о наблюдаемом процессе феодализации в Древлянской земле, приведшем якобы к «заметному классовому расслоению», когда на «одном полюсе общества находилась местная знать», а на другом — «трудовой народ». Уверовав в это, легко затем по классовому признаку сортировать летописные термины «князья», «нарочитые мужи», «лучшие мужи», «старейшины», «людя», «людье». Напомним, однако, что деление на знатных и простых людей — явление, присущее родоплеменному строю, где нет и намека на «классовое расслоение».452 Оно свойственно и дофеодальным варварским обществам, не знавшим еще классового расслоения.453
Не подкреплен какими-нибудь фактами (помимо тенденциозного толкования летописной фразы «дерьжаху Деревьску землю») тезис о политическом господстве древлянской знати «над трудовым населением». Л.В.Черепнин не задумывается над тем, что править (управлять) и господствовать - далеко не одно и то же. Не считается он должным образом и с наличием жизнедеятельной вечевой организации у древлян, указывающей на общественную активность населения Древлянской земли, несовместимую с политическим всесилием знати.454 Бездоказательно утверждение историка о древлянской знати, живущей за счет труда свободных от частной зависимости общинников, хотя какие-то дары за исполнение общественно-полезных функций, связанных с управлением обществом, она от соплеменников получала. Но то были именно дары (добровольные приношения) типа полюдья,455 а не принудительные подати. И уже совершенно произвольным является предположение автора, будто знатные древляне жили трудом крестьян барщинников или оброчников, эксплуатируемых в «имениях отдельных феодалов». По поводу последнего предположения Л. В. Черепнин замечает, что «прямых данных здесь у нас нет». От себя добавим: тут нет и косвенных данных, иначе — никаких. Историк, стало быть принял желаемое за действительное.