Таким образом, в наиболее полном, развитом виде полюдье являло собой «центральный момент функционирования зарождающейся государственности, в котором сочетаются экономические, социальные, политические, судебные, коммуникативные, символические и религиозные функции царей».749 По-видимому, эти достаточно многообразные функции царей (вождей) возникли не сразу. Исторически одни из них предшествовали другим. К числу первоначальных надо отнести, по нашему мнению, коммуникативные, символические и религиозные функции, которые со временем дополнялись функциями социальными, экономическими, политическими и пр.
Самое раннее известие, относимое исследователями к восточнославянскому полюдью и характеризующее его в плане коммуникативном и религиозно-символическом, встречается в сочинении арабского энциклопедиста Ибн Русте, написанном в начале X в.750 Ученый араб рассказывает, как славянский царь ежегодно объезжает своих людей. «И если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год, а если сын, то также берет по одному из платьев в год. У кого же нет ни сына, ни дочери, то дает по одному из платьев жены или рабыни в год».751
Б. А. Рыбаков вслед за Ф. Вестбергом, В. Ф. Минорским и Т. Левицким связал это известие Ибн Русте с вятичами752 и принял его за указание на эксплуатацию царем местного населения в форме дани, или полюдья.753 Отождествление дани с полюдьем не приближает к решению проблемы, но только запутывает ее, ведя историка ложным путем. Не лучше обстоят дела и с тезисом об эксплуатации вятичей. Но Б. А. Рыбаков на этом не останавливается и продолжает привносить домыслы в рассказ восточного автора. Он пишет: «В описаниях полюдья у вятичей некоторые недоумения вызывает то, что "царь" взимает дань "платьями". Б. Н. Заходер пояснил, что соответствующее слово могло обозначать вообще "подарок", "подношение", но в данном случае едва ли его можно толковать так расширительно: подарок должен был бы идти от самого подданного, от главы семьи, а здесь дань перечислена по нисходящим ступеням: платье дочери; платье сына; платье жены; платье рабыни. ...можно думать, что дань платьями подразумевала или реальную меховую одежду, что мало вероятно, или же некоторое количество выделанного меха, потребное для изготовления какого-то условного вида одежды». А дальше следуют уже простые цифровые прикидки «Беличья шкурка равна по площади 200-400 кв. см.; на изготовление одежды из беличьего меха требуется около 3 кв. м меха, что в среднем соответствует примерно 100 беличьим шкуркам. Это количество резко расходится с тем, что сообщает летопись о взимании дани пушниной: одна шкурка с одного "дыма" — двора. "Одежда", упоминаемая Ибн Русте (если она меховая), такова, что требует сбора белок с целой сотни "дымов"».
Отсюда Б. А. Рыбаков делает далеко идущий вывод: «Царь во время своего полюдья имел дело не с каждым крестьянским дымом в отдельности, а со старостами "сотен", главами родовых или соседских общин, плативших дань в 100 вевериц или кун за все "сто". В пользу того, что князь князей брал дань не с простых общинников непосредственно, говорит и упоминание о рабыне. Тот подданный, с которого полагается "платье", владеет рабыней (или вообще челядью) и, конечно, стоит на один разряд выше, чем обычный крестьянин».754
Читая без предвзятости Ибн Русте, нетрудно заметить, что Б. А. Рыбаков увлекся рискованными догадками, которые никак не следуют из слов нашего информатора. Если же строго придерживаться этих слов, то надо говорить не о надуманных "старостах сотен" или "главах соседских общин", а о главах семейных коллективов, которые постепенно вызревали внутри родов.755 Не составляет труда также понять, что славянский царь, объезжая свои владения, брал не дань и даже не полюдье как специальный сбор, предназначенный для его содержания, а конкретное, определенное обычаем подношение (в нашем примере — платье), но отнюдь не веверицы и куны, как безосновательно заявляет ученый. Похоже, перед нами ритуальный дар, а сам объезд подвластных царю людей — акт общения правителя с "подданными", скрепляемый особым даром — платьем, т.е. одеждой, которая в религиозных верованиях и магии язычников занимала заметное место.756 Смысл и объезда и подношений состоял, вероятно, в поддержании и обновлении симпатической связи, существовавшей, согласно верованиям древних, между божественным правителем и его людьми. Важное значение в этом отводилось одежде, получаемой царем из рук глав семейных коллективов. По представлениям язычников, в «вещи, принадлежит ли она одному человеку или группе людей, заключена какая-то частица их самих».757 Вещь не считалась инертной или мертвой, ибо являлась частично воплощением того, кто подарил ее.758 Тем более это относится к одежде дарителя — вещи, теснейшим образом связанной с ним.759