Эриас действительно сделал меня своей рабыней и не хотел ничего слышать о моем возвращении домой.
— Забудь о прошлом, Ромеда, — велел он таким тоном, будто предлагал не печалиться из-за испорченного наряда. — Его больше нет. Теперь твоя жизнь здесь, рядом со мной и детьми. И иного не будет.
И возражения, что я не смогу прожить среди драконов, вовсе не принимались. Казалось, Эриас попросту их не слышит.
Часто я ловила на себе его внимательные взгляды. Понимала, что рассматривает не как бесправную рабыню, вещь и предмет в доме, а… как женщину.
И пусть времени прошло всего ничего, все равно это чувствовалось. Скуйт только посмеивался в усы, наблюдая за своим молодым господином, но ничего не говорил. А на мои попытки что-либо разузнать только качал головой и говорил:
— Еще рано, девочка. Сама все скоро узнаешь.
На этом все разговоры заканчивались. Эриас был учтив. Конечно, не относился ко мне, как к царевне, но и разговаривал вежливо, не пытаясь показать свое превосходство. И если бы не ошейник, то можно было бы подумать, что мы всего лишь знакомые, которые ведут светскую беседу.
— Отныне твои обязанности во всем помогать Скуйту, слушаться его и следить за детьми. Также наведывайся к Миноре на кухню: женщина должна знать, как готовить блюда, которые любят все мужчины Драконодола.
И хоть тут и чувствовались властные нотки, от которых внутри все сжималась, я понимала, что ничего запредельного Эриас не требует. У нас с рабами обходились куда жестче, как ни прискорбно это признавать.
Когда же мне показали очаровательных Даора, Чинира и Ирис, мое сердце растаяло. Золотистые малыши были очаровательны. Как в драконьем обличии, так и в человеческом. И совсем-совсем непохожие на Эриаса. Однако на вопрос, кто они такие и почему так выглядят, внятного ответа не получила. Словно нехотя Эриас сказал, что дети — чиноку, особый род драконов, которые иначе воспринимают мир. Почему же он их принял и стал отцом, отвечать и вовсе не пожелал.
Мне ничего не оставалось, кроме как принять все как есть и со временем разузнать как следует. Отказываться от идеи вернуться домой я не собиралась ни в коем случае. К тому же Эриас совершенно не желал говорить, что же будет дальше с Эфосом. Но ведь жертва для чудовища была, считай, украдена.
— Ничего страшного, — только коротко бросил он, и на этом весь разговор закончился.
Воспоминания об этом не слишком приятны. Но, к сожалению, пока я не могла ничего поделать…
— Ромеда, Ромеда! — донесся звонкий голосок Чинира. — Ну, ты будешь говорить? Заснула, что ли?
— Прости, милый, — выдохнула я, погладив его по золотистым кудрям.
Все дети уже приняли человеческий облик. Вообще сложно понять, какой им нравится больше. Пока создавалось ощущение, что дети сами не разобрались, как им лучше. Чего только стоило явление веселой троицы к завтраку в драконьем обличии!
Эриас только закатывал к потолку свои сиреневые глаза, а потом терпеливо пояснял, что завтракать так не годится и следует немедленно принять надлежащий вид. Дети тут же прижимали уши к головам, скорбно вздыхали и обращались в людей.
— С тобой уснешь, — вдруг проворчала Ирис. — Все дергаешь Ромеду и дергаешь. А ей собраться надо!
— Это уж точно, — пробормотала я. — А чтобы вы хотели услышать?
Сегодня что-то совсем нет настроения. Воспоминания о доме еще свежи, поэтому говорить о нем и не расстраиваться не выходит.
— Про любовь! — вдруг четко и уверенно выдала Ирис.
Ее братья переглянулись и захихикали, но Ирис ни капли не смутилась.
— Что с них взять, — покачала она головой, совершенно по-взрослому, с тихой печалью взрослой женщины, которая смотрит на резвящихся юнцов.
— Ну… Можно попробовать. А что конкретно тебя интересует?
— Есть ли там для нее жених! — пальнул Даор и расхохотался. Чинир подхватил смех брата.
Я шикнула на них, мальчишки неожиданно послушались, насторожено глядя на меня. Снова осознала, что меня эти мелкие сорванцы слушают, и безобразничают они скорее для вида. Интересно, это строгий наказ Эриаса или же детям и правда я так нравлюсь, что они готовы подчиняться моим словам без всяких капризов?
— Ты просто такая красивая, — бесхитростно сказала Ирис, протянув ладошку и погладив меня по волосам. — Наверное, парни в тебя влюблялись?
— Видишь ли, милая, — начала я, подхватывая ее под мышками и усаживая к себе на колени, — влюблялись, но проявить чувств не могли.