Я голодная не так хорошо массаж делаю, как сытая.
— Мне не нужна твоя страсть, рабыня.
Мне ее некуда девать.
Не на что насаживать твою страсть.
— Куда ведет эта дверь? — Луиза кивнула на дверь.
— Дверь?
Наверно, в кладовую.
Зачем нам двери, рабыня?
Скажи рабыня.
Ты какой сущности?
Опытная?
Умелая?
Бесстыдная?
Или застенчивая?
Робкая?
— Я — рабыня.
Я — никакая.
При жизни…
В другой жизни могла сгладить любую непристойность.
Я была обыкновенная.
Невинная.
И абсолютно неопытная.
Такая я и осталась.
Но под оболочкой рабыни.
— Рисунок на ковре?
Ты знаешь, что изображено?
— В Норде мало ковров.
У нас — шкуры.
Рисунок шкуры я умею читать.
Рисунок ковра не понимаю.
— Без ковра не интересно, — надсмотрщик Цезий смотрел на длинные тонкие ноги Акулы.
Видел редкие белые волоски на лобке.
Думал:
«С нетерпение и тоской ожидаю, когда Акула нагнется.
Тогда под маленькими белыми ягодицами появятся складки.
Все, что возбуждает многих мужчин.
Но только не для меня.
Гладий изувечил.
Лишил меня мужского».
Надсмотрщик вяло ругнулся.
Акула насторожено посмотрела в глаза.
— Продолжай, Акула.
Не обращай внимания на мои мысли.
Я не на тебя ругаюсь.
— Точно?
Я думала, что не угодила тебе массажем. — Луиза спросила озабочено.
Как должна спрашивать рабыня.
С долей испуга.
На самом деле Луиза не боялась.
Она лишь играла.
— Пройдись по комнате, рабыня.
— Что?
Массаж больше не нужен?
— Пройдись по комнате, — надсмотрщик повысил голос. — Я приказал.
— Да, господин, — Луиза поднялась.
Медленно шла по периметру.
— Стой.
Остановись там.
Я буду тебя разглядывать.
— Да, господин. — Луиза остановилась.
«Около этого места Цезий якобы ловил скорпионов, — Луиза подумала. — Наверно, он намекает, что здесь закопал кинжал.
Чтобы я не забыла.
На стене черточка.
Как раз под черточкой. — Луиза пальцами левой ноги углубилась в песок.
Почувствовала сталь кинжала. — Здесь.
Здесь Цезий закопал кинжал.
Теперь не забуду».
— Запомнила… рабыня?
Запомнила, как нужно повиноваться надсмотрщику?
— Да, господин.
Запомнила.
— Продолжай делать массаж.
Надсмотрщик снова любовался красотой Акулы.
«Шрам ее не уродует.
Акула — как мраморная статуя для меня.
Красивая.
Холодная.
Недоступная.
Груди.
Груди крепкие.
Соски аккуратные.
Чуть вверх.
Акула на все смотрит без интереса.
Сидит раскрывшись.
Внешне спокойная.
Главное, чтобы свое задание не провалила».
Через некоторое время надсмотрщик поднялся:
— Если сделаешь все как надо.
Если сделаем все, как надо, то будешь свободная, — надсмотрщик прошептал.
Фараон Рамзес прибыл!
Воины проводили заградительные мероприятия.
Фараон и свита были окружены преданными солдатами.
Фараон вышагивал впереди.
Никто не имел права быть перед фараоном.
Его взор не должен натыкаться на спину впереди идущего.