Галина и Клим были знакомы давно, с ним она часто советовалась, поэтому выслушала его терпеливо, впрочем, в ее положении другого не было дано. И все же она считала, что права.
– Подумаешь, сказала ему правду! Я жена, он должен хотя бы от меня ее услышать.
– Понятно, – с прискорбием закивал Клим. – Правду, Галка, не обязательно говорить, потому что она у всех разная и не всегда ее хотят слышать.
– Где он сейчас?
– В кабак пришел с женщиной, с ней и ушел.
– С какой? Вот с такой? – Указательными пальцами она оттянула внешние уголки глаз, превратив их в щелочки. – С узкоглазой, да?
– Не преувеличивай. Она далеко не узкоглазая. Да, глаза у нее длинные, как дынные семечки, но красивые, с во-от такими ресницами, – приставив пальцы к векам, он наглядно показал длину ресниц Малики. – И вообще она… талия, грудь, бедра… все есть и очень впечатляет, очень…
– Да вам, мужикам, только сиськи и задницу покажи, вы слюной изойдете! – раскричалась Галина сквозь слезы, подскочила и пронеслась вокруг дивана, потом встала перед Климом. – Чем она лучше меня, чем? Я что, хуже?
– Галка, вы разные. Не мне судить, кто из вас лучше, вопрос в другом: Пашка за неделю… он стал не Пашкой, а кем-то другим.
– Сломался, – подытожила она с чувством злорадства. – Потому что переоценил себя. Думал, непотопляем, всесилен, вот его и долбануло. Променял меня на какую-то чурку чумазую. Проститутку снял и показывает всем. Это он мне назло делает.
– Насколько я знаю Пашку, назло он делать не станет, – спокойно возразил Клим. – Кстати, она не проститутка, Галчонок. У проституток глаз другой – замыленный, наглый, пустой. Скажу больше, он продал автомобиль, а деньги перечислят на ее счет. В общем, дела твои плохи.
– Что?! – задохнулась она. – На ее счет?!! Ну, это уж слишком. Какая-то размолвка… и он готов меня с дерьмом смешать? Выставить на посмешище? За сколько он продал машину?
– Пардон, я не имею права говорить это даже тебе.
Галина прошлась, заламывая руки, что выдавало ее отчаяние. Она всячески сдерживала себя, но не получалось, прорвалась боль с обидой, хотя и выраженная в резкой, высокомерной форме.
– Знаю, зачем он перечисляет деньги на ее счет. Чтобы при разводе не делить сумму со мной. Вот буду хохотать, когда эта чумазая смоется с его деньгами. Ну, ничего, он еще получит свое, будет локти кусать.
– Галка, ты сделала какую-то стратегическую глупость, и я не знаю, чем тебе помочь.
– Какую глупость? – заверещала она. – Ему предлагают прекрасное место управляющего в филиале банка Лианы! За такое место все нормальные люди цепляются зубами, особенно в его положении. Ну не получилось из Князева крупного капиталиста, он прогорел. Надо же думать о семье хоть немного.
– Галка, ты настаивала, чтоб он… – и Клим хлопнул себя ладонью по лбу, – считал чужие деньги? Он привык свои деньги считать и заниматься глобальными делами, а ты… Пойду я… Извини.
Захлопнулась дверь, Галина вздрогнула, потом опустилась на диван и беззвучно зарыдала. Постепенно рыдания перешли в истерику, а утешить ее было некому. Внезапно ее осенило, она перестала плакать, кинулась к сумочке, нашла визитку и, всхлипывая, набрала номер:
– Это Галина Князева. Вы хотели взять у меня интервью… я согласна… Лучше с утра. – Бросив трубку, она добавила: – Да, с утра… пока я не передумала.
Наутро Князев опять встал рано. Не спалось. Не спалось, словно все его существо экономило время и подталкивало: выйди, полюбуйся напоследок, что ты скоро потеряешь. Князев вышел, оказалось, не один он рано встал. Маля в джинсах и мужской рубашке кидала нож в дерево. Не всегда он втыкался в ствол, но она поднимала и снова бросала его. Князев приблизился к ней.
– Странное занятие для женщины.
Маля подняла нож, который в очередной раз не попал в ствол и упал на землю, вернулась на место, заявив:
– Времена, когда женщин защищали мужчины, давно прошли, сейчас надо самой уметь себя защитить. Вот только навыки немного ослабли. Ничего, кто научился ездить на велосипеде, никогда не забудет, как это делается.
– Покажи. – Он протянул руку, Маля отдала нож. Сталь была отшлифована, заточена, кончик лезвия чуть загнут, на рукоятке витиеватый узор. – Что это за нож?
– Мой прадед по материнской линии был чеканщик, на рукоятке его работа. А отец учил меня с ним обращаться.
– Кто был твой отец?
– Мент, – забирая нож, сказала Маля и бросила его в дерево, он воткнулся, но косо. Она пошла за ним. – Рядовой капитан милиции.
– Капитан – уже не рядовой.
– Капитанов много, значит, рядовой. Папа хотел сына, как все мужчины, но родилась я. Он и воспитывал меня как сына в отличие от Ляльки.
– Ты, наверное, дружила с мальчиками, ходила в брюках, играла в футбол, – скептически предположил Князев.
– Нет. Я носила платья и дружила с девочками, а футбол терпеть не могу. Папа внушил мне с детства, что я буду милиционером, как он, и должна уметь обращаться с оружием. Учил стрелять из своего пистолета, а чтоб рука была твердой, привязывал к ней тяжелый утюг, я ходила с этим утюгом по двору, кормила кур, играла в куклы.
– Короче, папа сделал из дочери вторую Никиту, – пошутил Князев.
– Хуже, – дерзко сказала она, развернувшись лицом к Князеву. – Твоей Никите не приходилось ночевать на улице зимой вместе с больной матерью и сестрой. Ей не приходилось слышать с ненавистью в Таджикистане «русская», а здесь, в России, – «чурка». Она не убегала от озверевших и вооруженных людей, не хоронила отца, как бомжа… много чего ей не приходилось делать и испытать.
– Значит, твой отец учил тебя стрелять. – Князев ушел от темы киношного образа, так задевшего Малику. – А патронам не вели учет на службе отца?
– Сразу видно, что ты не представляешь, где мы жили. – И кинула нож, который воткнулся в ствол. – В Таджикистане всегда было не так, как здесь. – Она сходила за ножом, подошла к Князеву. – Объясни, о чем вы вчера в ресторане говорили? Я ни черта не поняла.
– Это трудно понять…
– А ты доступно объясни, как дуракам. Отец говорил, вслух полезно излагать, так лучше видишь свои просчеты.
– Ну, раз твой отец говорил… – усмехнулся Князев, поглаживая затылок. – Ко мне как-то приехал представитель банка, с которым мы успешно сотрудничали три года, и предложил наладить выпуск новой продукции. Мы выпускаем комбайны, они громоздкие и дорогие, небольшим фермерским хозяйствам такие машины не потянуть, а компактные, наделенные несколькими функциями, по карману. В стране выпускают тракторы по немецкой лицензии, но наше КБ разработало собственный, принципиально новый проект, не машины, а мечта. Но выход на рынок с новой продукцией всегда сопряжен с большими трудностями.
– А при чем тут банк и новые машины?
– Банкам выгодно инвестировать деньги в предприятия, предприимчивые банкиры сами сводят партнеров. Так вот, любое предприятие имеет конечную цель – прибыль, а она должна была, по расчетам, быть внушительной, нашлись и партнеры-оптовики, которым наша продукция нужна. Надо было запустить новые цеха, пустовавшая площадь на заводе имелась. Но для того, чтобы это все заработало, необходимо – что?
– Деньги?
– Мы выпустили акции и продали их банку по заниженным ценам, банк перепродал акции компании «Форсинг» уже по более высокой цене. Но нам задержали поставки оборудования, а когда оно пришло, выяснилось, что ни к черту не годится. Мы со скандалом его вернули, срочно стали вести переговоры с другими партнерами, а это уже пошли убытки. Далее: завод, поставляющий нам основные комплектующие по нашим разработкам, дал сбой. Мы с трудом и большим опозданием запустили один цех, затратив средства из основного фонда, а требовалось, чтобы одновременно заработало два цеха. В довершение всего партнеры, которым мы должны поставить продукцию, отказались от нее, так как мы не уложились в сроки. Теперь, чтобы продвинуть продукцию в регионах, нам пришлось давать взятки, но это время и деньги, которых нет, плюс людям следует платить зарплату, а их тысячи. Компания стала требовать деньги, но они были в деле, прибыли мы не получили, начали расти проценты на долг. Поняла, как становятся банкротами? Короче, я лопухнулся.