Выбрать главу

Георгий Стародубцев потом в числе других не раз летал на штурмовку этой подводной переправы. А немцы так и не смогли отсюда соединиться с окруженной Будапештской группировкой.

За мужество и образцовое выполнение заданий командования Г. Стародубцеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

— Дни нашей короткой дружбы с югославскими летчиками остались навсегда в памяти, — говорит Георгий Степанович. — Майор Милан Попович, замечательный боевой командир. Летчик, влюбленный в небо. Хорошо помню и Милана Амеджича. Это был немолодой, но бравый летчик, великолепный организатор.

Памятная фотография. На ней группа югославских авиаторов. Мужественные солдатские лица. На обороте дарственная надпись:

«За боевую святую дружбу, другу по крови и труду…»

А. И. ИНЧИН,

журналист, ветеран войны, старший лейтенант в отставке

УРАЛЬСКИЙ ХАРАКТЕР

В тот день Белорусский военный округ, которым командовал Герой Советского Союза генерал-полковник Иван Моисеевич Третьяк, сдавал экзамены на воинскую зрелость. Через несколько часов начиналась операция. Как раз накануне учений приехал повидаться с ним, Третьяком, однополчанин, старый фронтовой товарищ, Михаил Иванович Лазарев. С Урала махнул сюда. Здорово хорошо, что приехал. Пусть Михаил Иванович посмотрит, какой стала Армия. Это брат, не сорок третий год!

Генерал аккуратно натянул на руки перчатки, поправил фуражку. Теперь можно выезжать. За Лазаревым он пришлет машину позже. Пусть отдыхает с дальней дороги…

Третьяк ошибся, думая, что гость его спит. Лазарев незаметно наблюдал за генералом: стройный, подтянутый, мундир на нем — как с иголочки! И на фронте майор Третьяк всегда был опрятно одетым, с надраенными до блеска сапогами, свежим подворотничком.

Кажется, вчера это было, а годков-то много пролетело. Но вот что примечательно: то, что случилось с ними — Лазаревым и комбатом Третьяком — четверть века назад, Михаил Иванович помнит до мельчайших подробностей. По сей день не забыл имен подчиненных в своей роте, даже адреса многих врезались в память. Свой боевой путь без карты по названиям населенных пунктов перечислит. А вот что было год-два тому назад, пожалуй, и не вспомнит. То ли память у молодого покрепче, все чувства обостреннее, то ли мирные годы не располагают к необходимости зацепляться надолго событиям в тайниках памяти?

Впрочем, не совсем так. Вот, к примеру, осень прошлого года. И тот знаменательный день. Тогда ему очень хотелось побыть одному. Он медленно шел через скверик, прислушивался к тихому шелесту листьев. Вдали сверкал огнями вагоностроительный завод. Семнадцатилетним пареньком он впервые переступил порог проходной, и с тех пор его судьба накрепко связана с рабочим классом. Жил, как деды и прадеды, на одном месте, знал на заводе всех, как все знали его. Только война разлучила Лазарева с Усть-Катавом…

Сегодня снова отчетливо припомнилось Лазареву торжество того дня. Ему, начальнику цеха, присвоили звание «Ветеран завода». Волновался не меньше, чем в памятном сорок третьем, когда получил свой первый боевой орден. Вот и захотелось побыть одному, вспомнить прошлое, подумать о будущем.

Такой же осенней ночью в последний раз шел по улицам города Миша Лазарев, прощаясь с мирной жизнью и своей короткой юностью. А наутро — трудное расставание с матерью. Навсегда запомнились ее тоскующие глаза и дрожащие руки. Она гладила его волнистые волосы, а крупные слезы капали на шею, стекали за ворот любимой его сиреневой рубахи.

— Ты погоди, мать, — отец с грубоватой бережливостью усадил ее на лавку. — Садись и ты, Михаил, — впервые по-взрослому назвал он сына. — Посидим по старине перед твоей дальней дорогой. А ты того, мать… Перестань слезы-то лить. Авось, обойдется. Не всех же убивают на войне.

В Уральский добровольческий танковый корпус, куда мечтал попасть, Михаила не взяли. Его направили в пехотное училище. Но уже через три месяца сержант Лазарев был на Курской дуге.

— Вот что, уралец, будешь помощником командира взвода у Томилина, — сказал ротный. — Топай вон за тот бугорок. Там найдешь свой взвод.

Младший лейтенант Томилин оказался, пожалуй, помоложе Лазарева. Но вояка был обстрелянный: на груди красовались две медали и орден Красной Звезды.

— Видишь, окопы завалило и блиндаж в лепешку дальнобойкой смяло, — сразу же встретил как старого знакомого Михаила. — Во взводе осталось тринадцать человек, если считать тебя. Счастливое число.