– Ушел, – буднично отозвалась Алетта, начав вытаскивать поводок и вставлять его снова. – О чем вы договорились-то?
– Он придет ко мне за столик, на ужин.
– Ты просто неподражаем! – рассмеялась Алетта кокетливо.
Эл пытался как можно быстрее кончить. Невозможно было приноровиться, разговоры, вопросы, обращения к нему, действия господ, всегда отвлекали. Пока они разговаривали, Эл, превозмогая боль, старался представить любимую картинку. Он роняет гибкое юное тело любовника на траву перед домом, и они смеются друг другу. За спинами что-то ласково шепчет море. Предвкушение секса затмило боль, а секс будет потрясающим, и никто не будет мешать. Он задирает ноги любовника себе на плечи и касается узкого сфинктера плотью… Эл сжал член крепче, изливаясь, привычно, в ладонь. Алетта дернула поводок из афтера раба. Зверь ранено застонал.
– Будешь на воду смотреть? – утомленно-довольно спросила Алетта.
– Да, госпожа, – сжимая мышцы, выдохнул Эл.
Алетта повела его вниз, пристегнула к бортику.
– Я перед ужином за тобой вернусь.
– Да, госпожа.
Женщина насладилась завистливыми взглядами женщин на палубе, провела по плечу Эла и пошла прочь.
Эл огляделся, но до стульев он бы не дотянулся. Можно было опереться на борт, или сесть на палубу, но тогда не было бы видно воды и Алетта могла это заметить, решить, что он скучает и придумать ему увеселение. Эл оперся о бортик локтями. Афтер горел, нервно дергаясь изнутри. Раб болезненно сжимал мышцы, морщился. Можно было не изображать довольство, никто не видел его лица.
Эл попал в рабство к Доре в восемь лет, до этого он жил в церковном приюте. Фироками был многоконфессиальным городом. Ни одна религия не была выше или распространеннее остальных. Тем не менее, представители конфессий были и творили свои обычные гнусности. С тех пор он не знал другой жизни, только читал о ней или видел со стороны. Когда-нибудь он будет жить по-другому, но он не знал, как это осуществить. Его не отпускали далеко одного, боясь, что ценного раба украдут. Может быть, он бы и ушел, может быть ему удалось бы сорваться с цепи и убежать, но далеко ли он убежит голый, не знающий куда бежать. Может, он и выжил бы один в лесу, без людей, но как дойти до этого леса?.. С восьми лет ему внушали, что он раб, игрушка для господ, что он для этого родился. Его кормили, поили, по необходимости одевали. Его страшила свобода, которой он не знал. Чем он мог зарабатывать на жизнь? Он видел, как рабы зарабатывают именно тем, что рабы. Он хорошо готовил, разбирался в специях и чаях, хорошо танцевал, умел вести хозяйство, но это хозяйство нужно было где-то добыть. Все что предлагала незнакомая свобода страшило больше, чем издевательства Доры и ее друзей.
Эл услышал восхищенный стон за спиной, досадливо тихо выдохнул. Наверняка это очередная госпожа прерывала его мечты о своем доме, море, зеленой траве и гибком любовнике. Эл поспешно обернулся, чтобы госпожа не сочла это пренебрежением к ее вниманию. Перед ним стоял раб. Дорогой, алчный, с голодно-порочным вишневым взглядом. Из любовников элиты Фироками. Эл с облегчением улыбнулся, приветливо кивнул. Рабов он не боялся. Они не причиняли ему страданий. Мальчик хищно повел плечами и головой, породисто переступил с ноги на ногу, разомкнул губы и выдохнул. Подошел ближе.
– Привет, – бархатно прошелестел красавец.
– Привет, – отозвался Эл.
Мальчик змеей юркнул под поводок к бортику.
– Болит что-то? – мягко-настороженно спросил мальчик. Такого неприкрытого восхищения холодных, злых, дорогих рабов Эл по отношению к себе не встречал. Такие мальчики восхищались драгоценностями и слитками. Эл растерялся. Мальчик провел по засохшей моче на щеке Эла. Зверь отшатнулся, стало вдруг впервые за долгие годы неудобно за свой вид. Первобытный взгляд слабого начала будил опасные эмоции.
– Не болит… – мотнул головой Эл, разглядывая мальчика. Точеный естественный красавец разглядывал Эла в ответ, восхищенно лаская опьяняющим взглядом его тело. Глаза мальчика остановились на члене зверя, внимательно разглядывая гордый орган, первобытно-красивый и сильный, даже в состоянии покоя. Под вишневым взглядом, плоть Эла, словно почувствовав внимание, налилась. Член поднялся. Эл смутился, чувство было почти незнакомым, забытым. Зверь переступил с ноги на ногу. Мальчик поднял глаза на Эла, ослепительно улыбнулся. Повеяло чем-то свежим, горячим и сладким, орехами и цветущими деревьями. Мальчик шагнул ближе, на самом мальчике были только тоненькие плавки, открывающие бедра, и ягодицы полностью. Красавец поднялся на бордюр у борта, пустил член Эла между своих ног. Мальчик был по грудь Элу, сейчас он доходил ему до губ. Эл поймал его, прижал к себе, выдохнув: