Выбрать главу

Но несколько одиноких душ оспаривали эту точку зрения с самого начала. В начале 1950-х годов французский экономист Морис Алле перешел в наступление. Подозревая растущее господство в экономике американских ученых, Алле опубликовал свои выводы как "критику постулатов и аксиом американской школы". Алле представил свою критику в 1953 году в журнале Econometrica , который тогда, как и сейчас, был одним из основных экономических журналов, но писал он на французском языке. Его статье предшествовало (что очень необычно) примечание (на английском языке) норвежского редактора Рагнара Фриша. Фриша, наряду с Яном Тинбергеном из Нидерландов, часто называют основателем эконометрики, и эта пара была удостоена первой Нобелевской премии по экономике в 1969 году. Фриш прокомментировал:

Однажды вечером (на парижском коллоквиуме в мае 1952 года), когда небольшое число видных авторов в этой области исследований собрались за столом при самых приятных внешних обстоятельствах, оказалось даже довольно сложной задачей удовлетворительно прояснить недоразумения, возникшие в ходе беседы. Версия статьи профессора Аллаиса, которая теперь опубликована в журнале ECONOMETRICA, появилась после многих неформальных обменов мнениями, включая работу, проделанную редакционными рецензентами. Вряд ли продолжение подобных процедур принесет больше пользы. Поэтому статья публикуется в том виде, в каком она есть, под ответственность автора. Редактор убежден, что статья станет ценнейшим средством предотвращения "скрещивания" мыслей в этой важной области.

Алле представил остальным участникам коллоквиума несколько различных лотерей и показал, что их выбор нарушает предположение о том, что его уважаемые коллеги максимизируют ожидаемую полезность. К Алле и Фришу на том парижском коллоквиуме присоединились Бруно де Финетти, который, возможно, к тому времени уже пожалел о своем восхищении Муссолини, и американцы Милтон Фридман, Пол Самуэльсон и Джимми Сэвидж, что, должно быть, было выдающимся событием (более подробно описано в приложении). И на мгновение аргументы Алле заставили сторонников "американской школы" хотя бы остановиться и задуматься.

У школы были критики даже на ее родной территории. В Гарварде в начале 1960-х годов Дэниел Эллсберг заметил то, что он назвал "неприятием двусмысленности" - люди могут предпочесть определенность максимизации субъективной ожидаемой полезности. (Позднее Эллсберг приобрел гораздо большую известность как бывший сотрудник Министерства обороны, передавший журналистам "Бумаги Пентагона", которые раскрыли большую часть скрытой правды о войне во Вьетнаме газетам New York Times и Washington Post.) А в 1978 году американский когнитивист и пионер искусственного интеллекта Герберт Саймон из Университета Карнеги-Меллон получил Нобелевскую премию по экономике за "новаторские исследования процесса принятия решений в экономических организациях". Саймон действительно стал первопроходцем в области принятия решений в мире радикальной неопределенности. Но, как мы увидим ниже, только серьезно неправильно истолкованная версия его работы была включена в мейнстрим экономики (хотя Джордж Левенштейн, чьи работы по нейроэкономике мы представили в последней главе, занимает кафедру в Карнеги-Меллон, названную в честь Саймона).

Пока Эллсберг переправлял секретные документы в Washington Post , Канеман и Тверски начали совместную программу исследований. Почти пятьдесят лет спустя Майкл Льюис заявит, что это сотрудничество "изменило мир". Это утверждение является значительным преувеличением, хотя сотрудничество действительно изменило академическую экономику. Но после того, как в 2002 году Канеману была присуждена Нобелевская премия по экономике (Тверски умер в возрасте пятидесяти девяти лет шестью годами ранее), работа этой пары получила гораздо более широкое внимание. Гораздо больше экономистов изучали то, что стало известно как "поведенческая экономика", которая предлагает список широко наблюдаемых "предубеждений" в поведении людей. Эти исследования утверждают, что мы страдаем от оптимизма и самоуверенности и переоцениваем вероятность благоприятного исхода. Мы виновны в якорении: придаем слишком большое значение ограниченной информации, которой мы располагаем, когда начинаем анализировать проблему. Мы становимся жертвами неприятия потерь: относимся к потерям с такой заботой, которая не свойственна эквивалентным выигрышам. И так далее.