В книге "Вторая мировая война" Уинстон Черчилль в свойственном ему стиле писал: "Высший вопрос о том, должны ли мы сражаться в одиночку, никогда не находил места в повестке дня военного кабинета. Он воспринимался как должное и само собой разумеющееся... мы были слишком заняты, чтобы тратить время на такие нереальные, академические вопросы". Современные документы, доступные сегодня, показывают, что это утверждение совершенно неверно: решение о продолжении войны было предметом горячих дебатов в Военном кабинете.
У Полибия была совсем другая цель, чем у Ливия или Черчилля. Полибий был одним из немногих классических авторов - еще Геродот - который делал упор на материальные доказательства, а не на авторитет. Черчилль писал вдохновляющее повествование в стиле Ливия, а не историю в стиле Полибия. К эпохе Просвещения жизнь французских королей по-прежнему составляла большую часть исторических трудов Вольтера, но он не ограничивался описанием их побед и прославлением их плодовитости. Вольтера интересовали экономика, культура и общество тех эпох, которые он описывал. И сам Гиббон в своем "Упадке и падении Римской империи" задал модель для совершенно иного стиля истории.
В начале девятнадцатого века немецкий историк Леопольд фон Ранке знаменито сформулировал цель современной исторической науки - описать "wie es eigentlich gewesen ist", что часто переводится на английский язык как "как это было на самом деле". Георг Иггерс, современный редактор Ранке, подчеркивает, что этот перевод не может адекватно передать дух немецкого оригинала. Излагая наблюдение Ранке в контексте, он пишет: "Не фактология, а акцент на существенном делает рассказ историческим". Иггерс утверждает, что "wie es eigentlich gewesen ist" эквивалентно "определить, что здесь происходит", а не "объяснить мир таким, каким он был на самом деле". Иггерс продолжает: "Ранке принадлежал к традиции немецких мыслителей XIX века, которые подчеркивали, что исторические и культурные науки, имеющие дело с ценностями, намерениями и нарушениями, фундаментально отличаются от естественных наук и требуют уникальных методов, направленных на конкретное понимание исторических явлений, а не на абстрактные причинные объяснения".
С этой точки зрения важны два различия. Во-первых, акцент на ценностях, намерениях и нарушениях вызывает понятия, которые труднее, хотя и не обязательно невозможно, выразить на математическом языке. Во-вторых, что более важно, история в первую очередь рассматривает уникальные события. Как подчеркивает Шекл, частотное распределение результатов революций не имеет отношения к дворцовому стражнику. Он мог быть казнен только один раз. Существуют настольные игры, представляющие великие и тесные исторические сражения, такие как Геттисберг и Ватерлоо, и эти игры не привлекали бы постоянного внимания, если бы генерал Роберт Э. Ли и Наполеон не могли правдоподобно победить в них. И, возможно, если бы эти сражения происходили много раз, и мы могли бы построить частотное распределение исходов, как это можно сделать для настольных игр, мы могли бы сделать из этого вывод о вероятности победы Ли или Наполеона. Однако в тех единичных случаях, когда Геттисберг и Ватерлоо действительно имели место, Ли и Наполеон потерпели поражение, и поэтому американское рабство было прекращено, а Великобритания не является франкоговорящей страной. .
Антропология
Группа экономистов встретилась с антропологами, чтобы понять, чему они могут научиться друг у друга. Различия быстро стали очевидны. Антропологи проводили полевые исследования в Папуа-Новой Гвинее, бассейне Амазонки и английских полицейских участках. Экономисты находили идею посещения фабрики или торговой площадки забавно экзотической. Антропологи смотрели и слушали; экономисты просили цифры. После этого антропологи забирали результаты полевой работы домой и писали рассказ. Экономисты набрасывали модель еще до того, как сталкивались с набором данных. И все же, как сказал бывший губернатор-республиканец Флориды (ныне сенатор) Рик Скотт, "сколько дипломов по антропологии нужно Флориде для здоровой экономики?"
Группа отправилась в паб, и кто-то купил выпивку. Разговор, естественно, перешел к истокам и обоснованию этого социального явления. Антропологи рассматривали его как пример ритуального обмена подарками, который закрепляет социальные отношения и предполагает взаимность. Они ссылались не только на практику osotua тех, кто говорит на языке маа в Африке, но и на потлатч коренных племен северо-запада Америки (церемонии, включающие массовый и иногда разрушительный обмен подарками), а также на современную американскую - и европейскую - практику отмечать предложение руки и сердца дорогим обручальным кольцом. Экономисты нашли совершенно иное объяснение для раунда напитков. Эта практика минимизирует транзакционные издержки, сокращая количество случаев, когда нужно передавать деньги через барную стойку, и частоту, с которой бармен дает сдачу. Они провели аналогию с известным анализом Рональда Коуза о том, когда имеет смысл проводить сделки через рынки, а когда лучше интернализировать сделку внутри фирмы.