Поворачиваясь лицом к премодерну, постмодерн излучает приглашение к модернизации, но этот процесс отныне должен проходить ускоренно, стремительно перерастая в постмодернизацию. Скорость и интенсивность процессов здесь играют решающую роль. Грань между модернизацией и постмодернизацией очень тонка. Она фиксируется в тот момент, когда активная сила модернизации внезапно перестает формально противостоять архаике и премодерну, и довольно уверенно инкорпорирует его в свою собственную систему. Наглядно этот процесс прослеживается в эволюции американских неоконсерваторов от антисоветского отроцкизма к лево-либеральной демократии и далее к право-республиканскому глобализму и неоимпериализму. В современной России тот же процесс – уже в ускоренном темпе – протекал в 90-е. Коммунистические аппаратчики и комсомольские активисты стремительно превратились в либералов (модернизация), а затем – в конце 90-х -- в консерваторов (постмодернизация). Отмена давления на архаическую традиционалистскую составляющую ни в США, ни в России так и не прекращалась, только в один момент модернистические гонители премодерна сами оказались в позиции «традиционалистов», тогда как настоящие традиционалисты так и остались в своем гетто – в начале под предлогом неприемлемости и экстравагантности их идеологии, а потом в силу ее же банальности и общепризнанности. И уже растерянный фундаментальный американский консерватор Пэт Бьюкенен критикует империализм неоконсерваторов, вчерашних троцкистов, захвативших сегодня полноту власти в США под эгидой ультраимпериалистической и право-республиканской стратегии. Аналогичная ситуация с «православными ястребами Путина» - вчерашними «либералами», позавчерашними «коммунистами».
Однако процесс установления постмодерна после окончания миссии модерна несет в себе определенные риски и имеет слабые места. Есть в этом что-то от ситуации, описанной Хэменгуэем в повести «Старик и море». Ловля гигантской рыбы может унести укротителей в непредсказуемые водные просторы. Игра с затопленными континентами сакрального, эвокация слепых богов, освобождение – пусть обусловленное и частичное – архаических пластов бессознательного, пробуждение мертвецов и создание биомеханических монстров операция чрезвычайно опасная. Тем более, что премодерну терять особенно нечего, так как в модерне у него не было вообще никакого шанса.
Постмодерн сдает карты по-новому. И каждая парадигма приглашается к странному, опасному и увлекательному диалогу. Архаическое в постмодерне по сути ничего не теряет, оно уже все потеряло в модерне. И если оно как-то приспособилось к модерну в пассивно-бессознательном состоянии (археомодерн), это непринципиально – судьба его была предрешена. Постмодерн вытаскивает архаическое из его нор, давая ироничное право на стремительную вспышку бытия – даже если за этим последует немедленная гибель, попробовать стоит. По сути, гибель уже и так произошла.
И наконец, ситуация постмодерна -- данность. Эта парадигма накатывается на нас стремительно, хотим мы этого или не хотим. Мы свободны оценивать ее по-разному, но в отношении понимания ее сущности все довольно просто: либо мы понимаем, что происходит, либо не понимаем. Тот, кто понимает, тот воспринимает вызов ситуации постмодерна субъектно и сознательно, полноценно. Тот, кто не понимает, того сметает волна постмодернистического цунами, и пузырящиеся воронки играют им по своей прихоти.
Прежде чем определять свое отношение к ситуации постмодерна, ее следует осознать. Время, отпущенное на этот процесс, весьма ограничено. В какой-то момент раздастся финальный свисток, и кто-то громко и пронзительно захохочет. Это будет знак.
Приложение:
Новая Метафизика в ситуации постмодерна
Статья «Сверхчеловек»
Новая Метафизика, описывающая онтологическую ситуацию предельного отчаяния и полностью богооставленного мира, сложилась в моем сознании в начале-середине 80-х годов под впечатлением освоения традиционалистской мысли (Генон, Эвола, Шуон и т.д.) в условиях позднего советизма. Увлекшись герметической традицией, я попросил в магазине химикатов серу, ртуть и соль, на что продавцы мне нелюбезно ответили, что ничего из перечисленного у них нет, и вообще все отпускается учреждениям только по талонам. Талонов у меня не было, не было и учреждения. Впервые я описал подходы к «новой метафизике» в неопубликованной статье «Сверхчеловек» (1985). Смысл статьи сводился к размышлениям относительно ницшеанского определения «сверхчеловека», на котором в «Оседлать Тигра» подробно останавливается Эвола. – «Победитель Бога и ничто». Я толковал эту формулу, как сущность особой метафизической программы.