Нижняя точка этой арктической идеограммы означает в календарном смысле зимнее солнцестояние.
То, что мы ищем, обнаруживается у корней. Значит, мы подходим к корням реальности. Заглядываем туда, где коренится смерть, ночь, тьма, туда, где мы – как человечество -- находимся, с точки зрения логики мировой истории. Это точка полуночи.
Корневой подход — это радикальный нордизм. Слово «радикальный» означает ни что иное, как «корневой» (по латыни «radix» -- корень»). Тот, кто обращается в поиски изначальных смыслов к корням Мирового Древа (на основе не более поздней семитической каббалистики, а гиперборейской кабалы), тот занимается таким замечательным делом как радикальный нордизм.
Русские древесный народ
Нормальный русский человек живет только в дереве. Когда он рождается, он тут же оказывается в древесной люльке. Проводит свою жизнь в деревянной избе. Носит древесные ботинки — лапти. Всё это вместе составляет цивилизацию дерева.
Наши современные кожаные ботинки — от цивилизации степи, от кочевников. Они — замечательные ребята, но они — не мы. Это степь. Поэтому всем предлагается оперативно распрощаться с ботинками из кожи и перейти на нормальную деревянную обувь, поскольку иначе мы перестаем быть русскими.
Прожив свою счастливую жизнь в лаптях, избе и лесах русский человек умирает и попадает в гроб. Опять — древесное событие.
Сейчас, правда, не те гробы пошли. Те гробы, в которых сейчас хоронят новых русских — это подделка, в них невозможно толком умереть. Настоящий гроб должен быть долбленый, он должен быть из цельного куска, из ствола.
Старообрядцы такие гробы раньше заранее с юности заготавливали для себя – ведь их надо было обрабатывать, выдалбливать, это требовало огромного труда. О когда выдалбливали, то и с удовольствием спали в них. Во-первых, привыкали к тому свету уже на этом. А во-вторых, в них, говорят, снились потрясающие по силе, образности и живости цветов и сюжетов сны…
Идея долбленого гроба — это возврат в дерево, возврат к той стихии, откуда русский человек выходит, из дерева.
Мы любим деревья. Мы — люди древесные, «радикальные» люди. Поэтому мы любим «древность» и предпочитаем жить в «деревнях». Все эти корни — «древность», «деревня» — происходят от «дерева». Так мы подходим к древу жизни, познанию добра и зла, к Мировому Древу, которое и определяет, что есть жизнь, а что есть смерть.
Смерть как доброе начало
Обратим внимание на то, из каких «буковых», древесных корней состоит слово «смерть». В нем основными являются две буквы: «м» и «р». Два фундаментальных знака, два иероглифа. Две темы для осмысления. Всю жизнь можно думать о букве «м» и букве «р». И нужно думать. От этих букв образуется целый ряд таких значений, как «море», то есть влага, та вода, которая течет у корней Мирового Древа, mater — мать, и также древнейший центр примордиальной цивилизации Мо-Уру, от которой пошли и мурома, и Мурманск, и Илья Муромец, и племена маори, и гора Мория в Библии, и другие описания сакрального центра в различных традициях.
Откуда в русском слове «смерть» появляется «с»? У нас есть слова «мертвый», «умер», которые и так достаточно осмысленны, «м» и «р» здесь присутствуют. Откуда же «с-мерть», почему не «мерть»? С точки зрения лингвистики, буква «с» так же, как и европейское «h» означало когда-то «благой». Например, слово «солнце» образовалось от древнего индоевропейского корня «ил» и «с» — «с-олнце». Стало быть, и «смерть» — «с+мерть» — это не (быть) «вместе с мертвыми», а «благое Мо-Уру», «эв-таназия», дословно по-гречески — ευ ταναςια — «благая смерть». «Танатос» — смерть, и «ев» — благой.
Таким образом, смерть для русского человека несет в себе нечто успокаивающее, что-то душевное, что-то свое, что-то благое.
Смэрть и живот
Когда мы противопоставляем «смерть» и «жизнь» друг другу, когда мы начинаем мыслить в этих категориях, используя русские слова, то делаем две фундаментальные ошибки.
Во-первых, говоря о смерти, мы используем мягкое «м», произнося гласную «е». Во-вторых, мы говорим: «жизнь».
Оба слова являются абсолютно варварскими и кощунственными. Потому что, правильно говорить «смэрть». В древнерусском языке разделялось «е» и «ять». «Ять» произносилось как «е», а обычное «е», которое писалось как «е», произносилось как «э». У старообрядцев-беспоповцев сохранилось до сих пор как наонное пение, так и правильное различение этих двух звуков — «е» и «э». Поэтому, на самом деле, следует произносить не «смерть» — это уже искажение, профанизм, «никонианство» и «петровские реформы» — а «смэрть». Такое произношение возникает не от плохого знания русского языка, а наоборот, от фундаментального, хорошего его знания.