Но и «жизнь» — уже абсолютно явная натяжка, потому что никто никогда не говорил «жизнь». «Жизнь» — это абракадабра. В символе веры это поздне-болгарское заимствование, искусственно сконструированное, чтобы различить жизнь души (собственно «жизнь будущего века») и жизнь в обычном смысле (по церковно-славянски «живот»). Но первые переводы «Библии» на древне-славянский употребляли слово «живот» во всех случаях.
«Живот» и «смэрть». Вот что надо обсуждать. Так что «жизнь» и «смерть» — это уже слишком удаленные от изначального значения звучания понятия. Это уже Пушкин, а значит, совсем не то. Если мы хотим мыслить в категориях радикального нордизма и древесной деконструции, то должны ставить на первый план «живот» в качестве того, что мы сегодня понимаем под жизнью в ее наиболее фундаментальном, корневом значении.
Конечно, невозможно здесь отделаться от мысли, что живот — это тот «мессир Гастер» (у Рабле), который лежит в основе борьбы энгастромитов и гастролятров. Это тема замечательного Грасе д`Орсе, писавшего о том, что все люди делятся на два тайных ордена — «энгастромитов» и «гастролатров». Одни поклоняются господину Животу, другие являются страшными, смертельными и заклятыми врагами господина Живота. В данном же случае речь идет о пузе («gaster» на латыни — «желудок»), а не о «животе» в русском его понимании.
Итак, «живот» и «смэрть» — это не «жизнь» и «смерть».
Жизнь жжет – смерть морозит
Другое этимологическое значение слова «жить», «житие» — это «жечь». «Жизнь жжет». Жрецы, осуществлявшие жертвоприношение, зажигали, предавали огню то, что нужно было «пожрать» какому-то идолу или богу. «Жрать» -- означало сжигать перед идолом некие сакральные подношения. Вот, что такое «жрать» изначально. Потом это слово потеряло свой первый замечательный, фундаментальный смысл.
«Смэрть» связана с морозом, с покоем, с холодом, поэтому жизнь — это жар, а «смэрть» — это бытие на морозе, в холоде (у студенца истления).
Три парадигмы
Всё это надо понимать исключительно в оптике трех парадигм. Если мы не будем рассматривать все аспекты, которые мы изучаем, через три парадигмы — премодерна, модерна и постмодерна, то наши слова будут просто бессмысленными пузырями. Людей, которые отрицают методологию трех парадигм, — премодерна, модерна и постмодерна — надо расстреливать, так же, как тех, кто отрицает весомость и абсолютность геополитики. Вообще, пора вводить новые догмы. Сталин спокойно вводил и говорил, что теперь у нас будет диктатура пролетариата, товарищи. Тех, кто был несогласен, тех не осталось. Тот, кто не согласен с тремя парадигмами, их тоже не останется. Не должно остаться.
Среда предания, среда разрывания и среда разорванности
Меня давно подмывало найти этим трем парадигмам эквивалент в русском языке, потому что премодерн, модерн и постмодерн — это европейские термины, каждый из них требует от русского искусственного усилия, настойчивого осмысления с учетом латинских корней, знакомства с европейской историографией и отчасти метафизикой истории. Сейчас я предложу три формулы, которые являются, по моему убеждению, русским выражением сути трех парадигм.
Парадигму премодерна, традиционного общества следует назвать средой предания. Здесь преобладают естественные органические связи. Предание как передание. Связь — это основное качество того, что передается, потому что предание — латинское traditio — это «то, что передается». Tradere — «передавать».
Есть среда разрывания. Это — модерн. Потому что основная задача парадигмы модерна — это рвать. Речь здесь идет о том, для чего каббалисты использовали определение «разорять сады», «отрывать деревья от их корней». Под модерном подразумевается «среда разрывания», понятого как длящееся действия. Среда, смысл которой заключается в процессе разрывания. Модерн рвет связи (предания), но еще не разорвал их полностью.
И далее: что такое постмодерн? Это -- среда разорванности. Там, где разрыв произошел, — это постмодерн. Там, где разрыв происходит, но еще не произошел(!) — это модерн. Когда разрыв происходит, когда еще есть что рвать, мы имеем дело со средой среда разрывания. В постмодерне уже рвать нечего. В этом его специфика.