— Прапорщик — вы чем собирались заменить недостающие сегменты? Толом залить? Или что? Посмотрите — ядро покрывается равномерно со всех сторон. Взрывчатое вещество, используемое здесь, имеет высокие прочностные характеристики — детали из него вырезаются на прецизионных станках. Допуски в сотые доли миллиметра, если не меньше. Само плутониевое ядро отполировано так, что зеркалу и не снилось — примыкание всех деталей в инициаторе должно быть идеальное. Далее — на каждой пластине имеется свой детонатор. Детонаторы тоже непростые — время срабатывания у них выверено с высочайшей точностью. Десятитысячные доли секунд — если не менее. Провода, по которым к детонаторам подводится ток, имеют одинаковую длину. Их концы обрезаны под одинаковым углом и одинаковым способом припаяны к контактам. Это из-за того, что скорость распространения электрического тока по проводам является конечной величиной, и при разной длине пути детонаторы сработают несинхронно. Разница составит ничтожные доли секунд, но этого может хватить — обжима ядра не произойдет. Если не произойдет обжима — плутоний не перейдет в другое фазовое состояние. Не перейдет — ядро не достигнет надкритического состояния. Будет обычный, несильный взрыв от химической взрывчатки из оболочки ядра. Если взрывом повредит ядро — произойдет заражение местности плутонием. Но это все несерьезно. Вы представляете какая точность нужна? Ядерная реакция это быстрый процесс — все исчисляется миллионными долями секунды. За это время должно успеть обжаться ядро, начаться цепная реакция деления в инициаторе и синтеза в усилителе{36}. Пуля в стволе автомата не успеет и сантиметра пройти за время между подрывом детонаторов и началом фазы огненного шара — это начало, собственно, атомного взрыва. Так прапорщик — чем вы тут собирались заменять недостающие сегменты? Выплавленным из мин толом? Или спичечных головок стакан начистить хотели? Боюсь, при работе в таких условиях вам было бы нелегко получить работоспособное устройство.
Онищенко, состроив уморительную гримасу, издевательски-уважительно заявил:
— А как вы насчет спичек догадались? Именно этим и занимался — два стакана уже начистил. Кстати — может подскажете, где недостающие части и, раз уж вы здесь — поможете собрать эту штуку?
— Этих частей нет, и достать их невозможно. Несколько лет назад, еще при полевых испытаниях, сегменты из этого снаряда поместили в имитатор, после чего им выстрелили. После того, как имитатор разобрали, специалистам что-то не понравилось именно в этой паре деталей — их увезли в центр боевого применения, на детальное исследование. А так как программу заморозили, никто не стал их возвращать, или присылать замену. Да и будь у нас пластины, монтаж тоже дело нелегкое. Я не уверен, но, по-моему, вся начинка заливается особым пластиком. Наглухо. Затем снаряд лежит, покуда не выйдет срок хранения — потом его утилизируют. Срок, кстати, не особо большой…
Онищенко, горестно оглядев хлам на столе, уточнил:
— Так значит, второй снаряд никак не собрать? Ведь все ж почти есть.
— Никак. Точнее, сделать-то можно… Но где нам найти рабочих, способных работать на высокоточном оборудовании? И где найти такие станки. А взрывчатку? Даже в идеале времени на это уйдет слишком много, а мы торопимся. Хватит и одного.
Синий, устав от лекции, присел перед тележкой:
— А ничего дура. Сколько же он весит?
— Центнер, — буркнул Рощин, все еще перебирая на столе какие-то запчасти.
— И как? Он точно рабочий?
— Теоретически да. Практически… Усилитель собран на готовом тритии, а у трития полураспад двенадцать лет с хвостиком. Чем больше он находится в заряде, тем больше заражается продуктами распада. Чем выше их концентрация, тем хуже — снижают мощность взрыва. В штатном варианте эта мощность около девяти килотонн — это всего лишь прогноз, без испытаний. Но снаряд лежит здесь уже пять лет, пылью покрываясь, а тритий все это время продолжал распадаться…
— Он хоть вообще рванет?
— Ну это само собой — даже если весь тритий заменится гелием, цепная реакция произойдет. Но штатной мощности, конечно, уже не добиться.
— Но на этот институт хватит хоть? Или как?
— На институт хватит — не сомневайся. Взрыв в любом случае должен получиться очень приличный. А если повезет — то посильнее чем в Хиросиме жахнет. Хотя опять же — это теория. Без практики. Будь тут одно плутониевое ядро, без усиления, все было бы более предсказуемо. А так… Трудновато было запихать в корпус снаряда столько всего. Хорошо бы на практике проверить, как оно все сработает, но ведь не проверяли…
Тоха, заворожено уставившись на круглый зеркально отполированный шарик, лежащий в самой обычной стеклянной пепельнице, не удержался, потрогал его пальцем. Поверхность была ощутимо теплой и это навело его на нехорошие мысли:
— Мужики. А это… Здесь радиация высокая?
— Детей у тебя уже не будет, — буркнул Синий.
Рощин, вообще ничего не сказал — обратился опять к прапорщику:
— Вы собирались из пушки им выстрелить?
— Ну не из рогатки же.
— Значит, с оружием знакомы хорошо?
— Нет. Но сталкивался. Думаю, прямой наводкой пульнуть смогу — там много ума не надо.
— Прямой наводкой?!!! — поразился Синий. — Прапорщик — да ты опытный камикадзе! Это ведь атомный снаряд, и взрыв будет атомным! Далеко ли ты пульнуть сможешь?
— Я знаю, — голос Онищенко был само спокойствие.
— Тогда на кой тебе целых два снаряда?!
— Мы уже вроде бы все это обсудили — снаряды нужны, чтобы их взрывать. Один снаряд — один взрыв; два снаряда — два взрыва.
— Прапор — если пульнуть атомным снарядом прямой наводкой, то до второго снаряда просто очередь не дойдет. Прямая наводка это дело такое — далеко не стрельнешь. Накроет же самого. Хотя… в принципе ведь заряд не стратегический…
— Господа артиллеристы! — вмешался Рощин. — Давайте подискутируете в свободное время. А сейчас надо вытащить снаряд наверх и заняться орудием. Прапорщик: пушка исправна? Стрелять сможет?
— Два года назад проверку прошла — стрелять способна была. Сейчас не знаю.
— Нда… Ну что ж — посмотрим.
* * *Тоха топал за мужиками будто турист за экскурсоводами. Лысый, Юлька и пацан находились в таком же положении — офицеры, оказавшиеся в родной стихии военного объекта, вели себя здесь как рыбы в воде. Проходя мимо бесконечного ряда каких-то складов или, наверное, правильнее, боксов, Тоха не раз замечал в открытых или разбитых свинками воротах разнообразную боевую технику, но кроме "младших" никто на нее не таращился.
Прапорщик, остановившись у очередного бокса, указал на запертые ворота:
— Здесь.
— Ключи есть? — уточнил Рощин.
Онищенко без комментариев извлек из кармана отвертку, поковырялся в замке, со скрежетом его провернул. Интересно: может и замки в атомном хранилище открывались с такой же легкостью? Тоха бы не удивился — он уже понял, что реалии ядерных арсеналов не слишком походят на картины, увиденные в зарубежных фильмах.
За последние дни Тохе довелось повидать немало боевой техники. Он отлично рассмотрел БТР на мосту через Донец, вдоволь накатался на броне настоящего танка. У свинок видел самоходную гаубицу и зенитную установку. Из всего этого бронированного добра его разве что танк вчера впечатлил — стремно было увидеть его на узкой лесной дороге. Но если бы Тоха на той же дороге увидел то, что скрывалось в боксе, он бы без сомнения наложил полные штаны — даже сверху бы посыпалось.
Бывают пушки маленькие, бывают большие. А бывают ПУШКИ.
В боксе стояла именно ПУШКА.
Бронированная головастая гусеничная машина с туповатым вытянутым вперед лбом. Сзади, через весь корпус тянется ствол. Ствол впечатлял. Он даже далеко за корпус выходит — в самые ворота упирался. Еле поместился в бокс. На конце чехол надет, а жаль — хотелось бы оценить калибр. Хотя чего там оценивать, и так понятно — не мелкашка. Хорошо, что таких штук у свинок нет — наверняка одним снарядом девятиэтажку в воздух поднять может. Не говоря уже про ядерные боеприпасы.
Онищенко коротко доложил: