— Что это такое? — недоверчиво посмотрел на него Иван Егорович.
— Статья! — шумно выдохнул длинноногий. — Вы ведь редактор газеты товарищ Голубцов?
— Статья? — Иван Егорович вытаращил глаза. До сих пор он не получал статей таким оригинальным способом. — Вы что, с ума сошли? Статьи сдают в редакцию, а не транспортируют по морю на голове.
— Постой, постой, Иван Егорович! Может, у молодых людей была особая причина, чтобы плыть, рискуя стать утопленниками? Они же и в самом деле чуть не утонули!
— Я в отпуске, — пожал плечами Иван Егорович. — В редакции есть Коночкин. Обратитесь к нему.
— А мы обращаемся к вам с жалобой на Коночкина! — закричал длинный. — Я — новый сотрудник редакции! — готовый заплакать, продолжал он. Толстяк ткнул было его в бок ослабевшим кулаком, но тот только огрызнулся: — Не мешай, Гущин!
Тут лишь Иван Егорович признал в толстяке своего фоторепортера. Да и как его было признать? Всегда румяный, прилично одетый, он был гол и бледен, да и разговаривать, как видно, не мог. Все же Иван Егорович строго спросил:
— В чем дело, Гущин?
— Это… это наш новый сотрудник, — все еще не справляясь с одышкой, пробормотал Гущин. — Чащин. Федор Чащин. У него конфликт с вашим заместителем… Мы вас искали…
— Хорошо, нашли, а дальше что?
— А это в статье. А у меня фотографии.
Дрожащими руками он принялся развязывать свою чалму и вытащил несколько снимков. Они были мокрые. Видно, Гущину пришлось труднее в пути по морю. Лодка тихо покачивалась, относимая легким течением к берегу. Иван Егорович вдруг вспомнил свои сетования на скуку. Это и было то неожиданное, чего он с таким нетерпением ждал. Он протянул руку:
— Давайте!
Чащин стряхнул капли воды с рукописи и передал редактору. Золотницкий, оглядывая новых пассажиров со странным выражением в глазах — тут были и ирония и уважение, — пересел на весла. Иван Егорович углубился в чтение.
Добравшись до того места, где впервые упоминалась фамилия Трофима Семеновича, Голубцов крякнул и сказал Золотницкому:
— Пусть эти пловцы сами поработают. Если уж они вплавь до нас добрались, то до берега на лодке доплетутся! — и протянул прочитанные страницы: — А вы ознакомьтесь тоже…
Чащин с готовностью сел на весла. Чем больше будет у него читателей, тем лучше! Гущин отрицательно замотал головой — он все еще не мог отдышаться.
Голубцов и Золотницкий дочитали рукопись в полном молчании. Лодка приблизилась к берегу, где ее ожидал знакомый журналистам страж порядка. Увидав в лодке утренних посетителей, он разинул рот и бросился было бежать, но Золотницкий окликнул его:
— А лодку кто примет?
Страж остановился.
Когда рыбаки и пловцы вылезли из лодки, редактор сказал:
— Это мои гости!
— Мы не одни, — робко сказал Чащин, вспомнив о Муромцеве. — С нами еще один товарищ из Мельтреста: тот, что дал материал…
— Тащите и его, — ответил Голубцов.
Гущин пошел по берегу вдоль пляжа туда, где в тени крепостной стены сидел Муромцев. Вскоре они появились. Гущин был уже одет, Муромцев тащил средневековое одеяние Чащина.
— Что это за прозодежда? — заинтересовался Голубцов, увидав стоячие штаны и куртку.
— Коночкин послал нас к дельфинерам, а у них людей не хватило, — стыдливо объяснил Чащин.
— Он решил уволить Чащина до вашего возвращения, вот и дал ему самое трудное задание, — угрюмо сказал Гущин.
— А вы и струсили? — язвительно спросил редактор.
— Нет, статья о рыбаках тоже готова, — неохотно сказал Чащин.
Он боялся, что упоминание еще об одной статье охладит интерес редактора к той его работе, которую сам Чащин считал главной. Да и писалась новая статья урывками, во время качки, в блокноте, пристроенном кое-как, то на колене, то на матросском сундучке. А самое главное в том, что самый большой кусок этой статьи был посвящен Виоле — нет, Варе! — и теперь, глядя на редактора, Чащин понимал, что эти такие дорогие для него лично страницы, пожалуй, газете не так уж нужны.
Но редактор снова посмотрел на Чащина, и в его взгляде было одобрение.
Они прошли мимо стража, замершего в предчувствии беды, миновали знаменитую лечебную надпись и поднялись на территорию дома отдыха. Подойдя к своему домику, Голубцов пропустил гостей вперед.
Профессор Золотницкий иронически поглядывал на своего друга, покусывая ус и поглаживая огромную лысину. Голубцов предложил гостям присесть и скрылся во внутренних комнатах. Золотницкий сказал громким шепотом, чтобы Голубцов слышал:
— Нажимайте на него, нажимайте! А то он частенько говорит, что мы в наших институтах и учреждениях отгораживаемся от жизни. Докажите-ка, что его самого-то спрятали за семью заборами, а он и не заметил!