— Иногда, — сказала она, — я чувствую, что побывала в раю, а потом меня снова отправили на Землю. Я видела, как всё должно быть, а теперь вижу жизнь, как она есть. — И опять отвернулась.
Я встал, скрестил руки на груди и прислонился к стенке. И увидел, как по улице идет иссиня-черноволосая женщина, держа за руку мальчика, которого я видел с ней в торговом центре, — и я подумал: зачем Клариссе, раз ей есть с кем оставить ребенка, нужно, чтобы они таскались за ней по ее рабочему маршруту? Слушая Клариссу и следя за бессюжетной драмой на улице, я заметил, как из-за угла вывернул черный "мерседес" и проехал мимо. Я это отметил, потому что за последнюю минуту видел его уже второй раз, и он явно шел на пониженной скорости. В этот раз, когда он проезжал мимо, черноволосая женщина его увидела и отступила на несколько шагов назад. Машина остановилась и дала задний ход. Кларисса увидела, что я смотрю в окно, и в испуге повернулась ко мне. Машина уже небрежно, наискось, стояла на улице. Водитель вышел из нее и, оставив дверцу открытой, направился к женщине с ребенком. Он был ухожен, как свежеподстриженный газон. Аккуратная бородка обрамляла лицо, седые короткие волосы окаймляли лысину. На нем был отлично сшитый темный костюм и снежно-белая рубашка для контраста. Я слышал, как он вопит и бранится. Он был крепко накручен и распускался прямо у нас на глазах.
Началась жуткая цепная реакция. Мужчина, на вид — Муссолини от "Армани", — бесновался всё сильнее, сложил руку клювом и принялся долбить им женщину, как рассерженный лебедь. Она пошатывалась от каждого тычка, но защищалась сердитыми и столь же громкими криками. Однако мужчина вышел из себя и пихнул ее чересчур сильно. Она запнулась и потеряла равновесие. Но поскольку она держала за руку мальчика, тот упал вместе с ней. После этого цепная реакция стала неуправляемой и захватила мою квартиру. Я ощутил толчок, который повалил мальчика на землю, почувствовал его ужас перед всем этим криком и насилием. Слетев по лестнице, я ринулся туда, за мною с криком бежала Кларисса, а в окошке Филипы заливался Тигр. Когда я перепрыгивал через три ступеньки за раз, включилось пресловутое замедленное движение, которое сопровождает панику и превращает секунды в минуты. Интересно, думал я в эти мгновения растянутого времени, почему я не могу шагнуть с бордюра, а лестница не представляет трудности? Почему бы не назвать поребрик ступенькой и не пойти себе дальше? Почему я рассматриваю электрический свет как количество, а не как степень? Потому что так написано на лампочке. И внезапно я понял: язык — вот мой пособник. Он мой враг. Язык позволял мне расфасовывать сходные явления по разным коробочкам, разделять их и табуировать. Время пришло в норму, когда я оказался внизу. Крик ребенка разорвал мои мысли; на меня навалились хаотические злые голоса, я услышал свое запаленное дыхание, повернулся и рванул в сторону газона.
Голос агрессора сорвался на сип, и я услышал, как он вопит: "пизда, пизда, пизда". Я несся по газону, когда он обернулся и, схватив ребенка за руку, попытался его поднять, но я бросился между ними и накрыл мальчика собой, как брезентом. Мужчина старался меня оттащить, но я впился рукой в сопло газонного разбрызгивателя так, что не сдвинешь. Мужчина стал пинать меня по ребрам.
— На, блядь! На! — приговаривал он.
Он разодрал на мне рубаху, силясь оторвать меня от малыша, крики которого усилились, донеслись до квартиры Филипы и разбудили спящего супермена. Не успел я моргнуть, как бородатого оттащили от меня и швырнули на его собственный автомобиль. Я увидел, как на него навалился Брайен, оказавшийся между им и мной, а рядом в нескольких футах скалится Тигр. Мужчина исходил пеной и пытался вырваться от Брайена, который был в два раза крупнее и в сто раз больше мужчина. И продолжал нависать над ним, прижимая его к машине. Прежде чем агрессору удалось ретироваться, Брайен вскинул ногу и врезал по дверце, оставив, как я позже осознал, вмятину тысячи на три долларов.
Кларисса подхватила на руки ревевшего сиреной сына. Прижала его голову к своей груди, и он постепенно успокоился. На месте происшествия наступила тишина, мы застыли в молчании наподобие живой картины, но было с первого взгляда ясно, что здесь стряслось нечто ужасное. Кларисса подошла ко мне, скорчившемуся на земле, и спросила, всё ли со мной в порядке. Я сказал:
— Да.
Она показала на иссиня-черноволосую женщину и сказала:
— Это моя сестра Лоррейн.
А я сказал:
— А это Брайен.
А Брайен возвышался поодаль, как роденовский Бальзак.
— Все целы? — сказал он.
— Да, — сказали мы все.
Потом Кларисса приподняла на руках ребенка и сказала:
— Это Тедди.
Тедди вытянул вверх руку с растопыренными пальцами и показал мне испачканную травой ладошку. Через дыру в рубахе Кларисса прикоснулась к моим ребрам.
— Ай, — сказал я. И порадовался, что подобрал идеальное слово для данного случая.
Убедившись, что Муссолини не следит за нашими перемещениями, мы, пятеро воинов, передислоцировались ко мне в квартиру. Брайен принял командование, и я спросил, не имеется ли у него "Красного быка", и — да, у него "Красный бык" имелся. Тут я спохватился, вдруг это ошибка; меня беспокоило, что "Красный бык" может быть опасен для Клариссы сейчас, когда ей больше всего хочется схватить ружье и разрядить его в того, кто напал на ее ребенка. Я решил установить за ней строгий надзор. Если бывает подходящий момент для пырейного коктейля с "кваалюдом", то он настал сейчас, но я давно уже пришел к выводу, что напитки с сюрпризом — идея плохая, на грани аморальности. Да и вообще, я нервничал из-за химического столкновения стимулятора и релаксанта и опасался, не вызовет ли это сочетание маленький взрыв прямо в банке.
Тедди ползал на четвереньках по моей квартире, изредка вставая и цепляясь ручками за подоконник. Брайен стоял как на часах и задавал вопросы вроде: "Кто был этот тип?" На которые никто толком не отвечал. Но я-то знал, кто это: злобный необузданный тиран, маниакально-подозрительный мелочный самодур, отец Тедди, бывший муж Клариссы. Этот брак вряд ли продлился долго, потому что она была еще молодая, ребенок совсем маленький, а муж — слишком свирепый, чтобы с ним ужиться. Я предполагал, что Кларисса ушла бы при первом проявлении его чудовищного норова, а он не стал бы этот норов таить, заполучив жену в собственность.
Сестра Клариссы, которая явно прилетела откуда-то, чтобы постеречь Тедди, пока не минует кризис, больше всех злилась на Муссолини, и она же отнеслась ко всему наиболее здраво — поносила его перед Клариссой и перечисляла все юридические и практические способы найти на него управу.
— Кларисса, я знаю, ты его ненавидеть не можешь, потому что он отец твоего ребенка, так что я буду ненавидеть его за двоих, — сказала она.
Кларисса неуловимо вздрогнула, и я увидел, что она замкнулась в себе. Она ушла в себя и занялась тем, чем должна заниматься мать — думать, как ей защитить Тедди. Размышляя, она оглядывала комнату, замирала ненадолго, прежде чем пошевелить головой или изменить позу. Когда ее посещала какая-то мысль, она реагировала физически — встряхивала головой; тревожно вскидывалась; сжимала губы. Наконец она прошептала:
— Домой я поехать не могу. Куда же деваться?
Лоррейн сказала:
— Можешь остаться у меня.
— Нет-нет, — ответила Кларисса. — Он знает, в какой ты гостинице.
Я сказал:
— Вы можете переночевать здесь. Все вместе.
Они посмотрели друг на друга и поняли, что это хорошая мысль.
Прошло несколько часов. Брайен спрятал машину Клариссы за домом на парковочном месте Филипы; ведь если Муссолини приедет еще раз, то, увидев на улице Клариссин автомобиль, он примется долбить во все двери, чтобы ее отыскать. Лоррейн и Кларисса собирались спать на моей кровати, Тедди — между ними. Я избрал для ночлега диван. Филипа пожертвовала нам пакет жареной курятины. Тигр, учуяв это, состроил мне дебильную алчущую ухмылку. Я протянул ему ножку и попытался в последний момент подменить ее припрятанным собачьим крекером, но одурачить пёсика не удалось, даже после того как я смазал крекер куриным жиром. Диван я превратил в кровать при помощи одеяла, позаимствованного у Тигра и покрытого широким валком собачьей шерсти.